Военный дневник (2014—2015) - [31]

— Ты меня расстроил!

Наконец доехали на северную окраину Авдеевки. Частный сектор. В двухстах метрах в направлении на Ясиноватую идет бой. В воздухе посвистывают изредка пролетающие мимо куски металла. Пофыркивают рикошеты.

БМП-2 слетела с дороги на пологую левую обочину, густо заросшую деревьями и кустами. Обочина переходила в смешанный лиственный лесок. «Бэха» стояла, четко «вписавшись» между двумя древесными стволами, спереди и сзади. Как это так получилось, было не очень понятно. Похоже, несло ее с дороги боком.

А Ротному в телефон уже новое задание! Ну, вот карма у нас сегодня такая: спасатели — вперед!

Впереди, на дороге провалился танк. Куда провалился?! В болото? Под асфальт?! Кто знает? В армии не любят лишних расспросов, особенно, когда они идут «снизу-вверх»! Экипаж эвакуировался. Задача: вместе с бронегруппой выдвинуться к танку, обеспечить прикрытие, танк спасти, при невозможности — взорвать!

И тут я «словил» боевой азарт.

Мне сложно описать это чувство, что называется, «на бумаге», хотя впоследствии еще несколько раз доводилось его испытывать.

Вторые сутки напряжения, толком не спал… Поймал кураж — психологическое возбуждение. Накатило какое-то вдохновение, что ли… Ничего не было страшно. Чувствовал несокрушимую уверенность в том, что того, кто, не боясь, идет ЕЙ навстречу, ОНА первым не возьмет. Обойдет…

Было весело. Зрение обострилось. Звуки, запахи — чувствовались очень объемно, полно. Усталости — как не бывало…

— Товарищ гвардии капитан, разрешите, если чего, мне танчик рвануть! — свесившись с кузова к кабине, прокричал я.

И, услышав командирское «Решим!», — счастливо засмеялся. Как подрывать танки, я не очень хорошо представлял, но думал, что закрепить гранату в боеукладке и выдернуть чеку концом через люк механа — смогу.

Стрелкотня продолжала трещать. Посвистывало. Из-за забора ближнего дома несколько местных старушек настороженно глядели на нас.

— Бабушка! — суровым голосом спросил я, продолжая веселиться, — немцы в деревне есть?!

Подтянулась бронегруппа: два танка и мотолыга — не знаю чьи: 93-я или 17-я бригада. Пехоты нету — только мы.

Сгрузили с кузова бойцов 17-ки.

— Вот ваша «бэха», вот вы, найденные и спасенные, вот соляра, если все же надо. Не заведетесь — вызывайте своих бригадных ремонтников, пока-пока!

Отъехали метров на 50 в сторону боя, стали у домов. Бронегруппа выстраивается для продвижения, мы — замыкающие.

Глядим, а эти гаврики, из 17-й, стали полукругом на асфальте, смотрят на свою БМП и ни «бэ», ни «мэ»!

Ротный, Рустам и я идем узнать, в чем дело. Эти, чуть ли не хором, твердят:

— Здесь все не так! Эти тряпки, что на броне лежат, — в «десанте» раньше были! Тут кто-то лазил! Здесь, наверное, заминировано! Надо саперов вызывать!

Да какие саперы, откуда они здесь, и солнце уже почти село…

Ротный приказал мне по-быстрому найти местных и узнать у них, лазил ли кто по «бэхе». Благо, что до крайнего дома было метров 30. Я побежал по улице.

И вот тут начинается военный сюрреализм. Именно так я теперь называю события подобного рода.

Навстречу мне по улице идет голый до пояса мужик. Местный, вроде гражданский, выпивший. На плече — пограничная советская татуировка. В руке абориген держит радейку и какую-то карточку. Стрельба и посвистывающий в воздухе металл его не беспокоит абсолютно.

— О! Это тебе! — говорит мужик и отдает мне рацию и карточку. — Здесь, у забора, нашел!

Радейка оказалась сепарской, а карточка — сепарским удостоверением на некоего «Боцмана» из Горловки.

Скоренько расспросив мужика, я прибежал обратно к Ротному и сунул ему «трофеи».

— Держите, Кэп, вы такое любите!

Ротный коллекционировал сепарские радиостанции: на тот момент их у него было штук восемь.

— Местный говорит: часа два назад, какие-то ребята по «бэхе» лазили, на вид — лет 18–25, не местные.

— Да, не наши, не отсюдова, — подтвердил подошедший мужик.

— Ну, ясно: заминировано! — опять завел свою «шарманку» командир БМП.

Тут я, все еще находясь под адреналином боевого куража, Ротному:

— Кэп, разрешите, я проверю «бэху»!

— Та ну на х…й!

— Та ладно! — а сам подумал: ну что там эти мальчики, 12–25 лет, могли наминировать?! Ну, растяжку поставить, ну, гранату без чеки под гусеницу сунуть — вряд ли чего мудрёней. Разберусь!

— Давай! — махнул рукой Ротный.

Я отдал ему автомат и начал спускаться к «бэхе».

Опять пошел военный сюрреализм. Первый шаг в мягкую, как мука, придорожную пыль — и рядом с ногой начало выползать из этой самой пыли что-то, с первого (излишне впечатлительного) взгляда напоминающее «усик» противопехотной мины. Я замер.

— Растяжка! — закричали вокруг.

Но это была не растяжка. Это был использованный одноразовый шприц, вылезший из пыли иголкой вверх. Помянув по матери неизвестного «торчка», пошел дальше. В воздухе посвистывало.

Я осмотрел всю «бэху» снаружи. Снял броню и разгрузку, облазил «десанты» и места «недесантируемого» экипажа. Разве что ребристый лист не поднимал: посчитал излишним. Уже в «десантах» стало ясно — не сепары тут лазили. На полу валялось несколько рыжих пулеметных магазинов к РПК — пулеметчик, когда драпал, обронил. Пулеметные магазины на 45 патронов пользовались популярностью и у нас, и у врага. Достать их было не просто. Если бы в «бэхе» побывали сепары — они бы их конечно же забрали, а так их приныкал я — сунул за пояс, под футболку. Только, прежде чем брать, тщательно осмотрел…