Военные романы Валентина Пикуля - [2]

Шрифт
Интервал

Известно, что в свободное время солдаты и матросы рассказывают друг другу о самых ярких, с их точки зрения, деталях только что миновавшего боя. И бой, постепенно начинает превращаться в живую легенду. Этим, своего рода фольклорным, искусством владеет и Валентин Пикуль, как бы подслушавший голоса многих участников тех событий, что становятся объектом его изображения. Он щедро пользуется приемами этого искусства для того, чтобы не развлечь читателя, - нет! - а донести до него собственную философию жизни, глубоко выстраданную. Материалом для ее раскрытия он избирает историческое прошлое русского народа, в частности, связанное и с героическими страницами военно-морского флота ("МоонэунсЬ, "Реквием"). Сформулированная выше как вера писателя, эта философия жизни углубляется, проясняется и кристаллизуется от произведения к произведению. В изображении писателя царское самодержавие и поддерживавшие его силы из века в век стремились всеми средствами унизить русский народ, не дать ему возможности развернуться в настоящую силу, пытались убедить русского человека в том, что он глуп, бессилен перед обстоятельствами, толкали его на бесчестье, жестокость, р.азврат, мяли, давили, превращая в раба, послушного исполнителя чужой воли.

Писателю присуще также редкостное умение рассказывать нам о прошлом так, словно он первым открывает все, о чем повествует. Конечно, такая способность грозит и опасностью: недоброкачественность и историческая недостоверность того, что впервые открывается непрофессионалу, может подвести даже самого талантливого человека. Но там, где Валентин Пикуль работает с научно выверенным историческим материалом, это оборачивается, как показывают романы-хроники "Моонзунд" (1973) и "Реквием" (1978), убедительностью повествования.

Созданные в семидесятых годах, эти два произведения соединяют в себе лучшие художественные достижения и искания советской прозы середины века и, разумеется, многие издержки ее развития. В предельной раскованности повествования и сила и слабость их. Автор не очень экономен на слово, не всегда заботится об органической спайке разнородного материала, меньше всего думает о жанровой чистоте создаваемого произведения, так что "Реквием каравану PQ-17" можно назвать и документальной трагедией, и политическим романом, и памфлетом! Писатель может поразить читателя таким афоризмом: "Патриотизм - вещь высокого накала, как пламенная любовь". Но он стройно возводит здание того же "Моонзунда" в целом, с глубочайшим пятиярусным фундаментом, искусно убеждая читателя в естественности беспримерного подвига, совершенного русскими моряками еще до Октябрьской революции, но уже во имя и во славу ее. Моонзунд выступает в изображении Валентина Пикуля как видимая часть айсберга, а Октябрьская революция - как воплощение всего лучшего, что вырабатывалось нашими народами на всем протяжении их исторического бытия. Это духовно и душевно ценное воплощено в главном герое романа-хроники, флотском офицере старшем лейтенанте Сергее Артеньеве и, конечно же, в самом народе, представленном прежде всего революционными матросами-большевиками Павлом Дыбенко, Евгением Вишневским, Скалкиным, Семенчуком...

В этом романе, - признавался Валентин Пикуль, - некоторые исторические имена я сознательно заменил вымышленными. Некоторые же оставил в их точной исторической достоверности". Это придает произведению дополнительную убедительность: оно воспринимается как документальное во всех его элементах, делая неотразимой главную мысль писателя: революция соединила все лучшее, самое честное, самое чистое в нашем народе. Так воспринимается финальная сцена в описании битвы за Моонзунд, когда Артеньев и Скалкин, поразившие из пушки головной дредноут немецкого адмирала Сушена, а затем взорвавшие Церель, в плену называют себя большевиками. Настоящими находками в "Моонзунде" являются "прелюдии" и "финалы" в каждой части. Вслед за молодыми писателями, парировавшими в шестидесятые годы упрек критики в недостатке культуры, в невнимании к традициям посредством насыщения произведений литературными цитатами и реминисценциями, Валентин Пикуль предваряет повествование в каждой части обязательными эпиграфами, цитирует много раз стихи Маяковского, относящиеся к 1914-1917 годам, включает в произведение песни многих модных певиц той поры. Можно спорить, насколько органично входит все это в "Моонзунд", но нельзя отрицать, что автору удалось в целом добиться органического сплава документальности с художественной выдумкой, подлинно героической патетики с проникновенным авторским лиризмом. Недаром заключительная часть романа "Моонзунд" начинается с обращения: "Читатель! Если ты не щедр на радости жизни и тебя не волнует гневное кипение моря, если твоя хата с краю и остальное ничто уже тебя не касается, если ты никогда не совершал диких безумств в любви и тихо, никому глаз не мозоля, укрываешься в кооперативной квартирке от уплаты алиментов, если тебе, как ты не раз заявлял, "все уже надоело" и ты не ходишь в кино смотреть военные фильмы, если закаты отполыхали над твоим сердцем, сморщенным в. скупости чувств, - тогда я заявляю тебе сразу: - Оставь эту книгу! Можешь не читать ее дальше... В самом деле, стоит ли тебе напрасно мучиться? Возьми с полки справочник, раскрой его на букве "М", отыщи слово "Моонзунд", и там, из десяти скупых строчек, ты вкратце узнаешь все, что поведано мною на последних страницах книги..."


Еще от автора Александр Иванович Овчаренко
В кругу Леонида Леонова. Из записок 1968-1988-х годов

В записках А.И. Овчаренко собраны разговоры, беседы ученого с великим русским писателем Л.М. Леоновым с 1968-го по 1988-й годы.


Рекомендуем почитать
Коды комического в сказках Стругацких 'Понедельник начинается в субботу' и 'Сказка о Тройке'

Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.


«На дне» М. Горького

Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.


Словенская литература

Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.


«Сказание» инока Парфения в литературном контексте XIX века

«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.


Сто русских литераторов. Том третий

Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».


Вещунья, свидетельница, плакальщица

Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.