Военные навыки индейцев великих равнин - [35]

РАССУЖДЕНИЯ

Чтобы быть более значимым, настоящее исследование военных моделей равнинных индейцев должно проводиться в более широких рамках изменений в равнинной культуре вообще. Наиболее глубоким и точным в изучении традиционных культур был, пожалуй, Вислер. Однако подходя к его схеме с позиции функционально-исторической, сразу сталкиваешься с её чрезмерной статичностью. Конечно, было необходимо, чтобы существовала некоторая географическая стабильность в положении племён, дабы определить точные культурные центры с радиально расходящимися от них лучами влияния. Однако время выявило, что племенные экспансии были слишком стремительными, миграции очень быстрыми. Следовательно, возникла необходимость прогрессивном пересмотре традиционного отношения к равнинным племенам, что, собственно, и происходит уже некоторое время. Как Стронг, так и Кроебер критиковали очевидное отсутствие глубины в традиционной концепции. Из работы Стронга стало ясно, что до возникновения контакта с белыми людьми дикари в культуре равнинных индейцев преобладали оседлые земледельческие группы, а не кочевые охотники. Кроебер указывал, что этот факт свидетельствует, что в “доконтактную” эпоху на равнинах не существовало самостоятельной культуры, так как все обитатели находились под активным прямым влиянием крупных юго-восточных и северо-восточных земледельческих центров.

Соединяя воедино динамический взгляд Кроебера на культурные центры со специфической картиной исторической глубины его работы, можно обнаружить ещё более значимую структуру для интерпретации проблем равнинной культуры. Так в период до 1600 года мы не видим единого культурного центра. Перед нами – народы, разбитые на две основных категории: восточные оседлые земледельцы и западные пешие кочевники субарктической зоны. Восточные территории составили западную периферию великого восточного земледельческого и садоводческого региона Северной Америки. Эти земли, как подчёркивает Кроебер, имели двойную зависимость от северо-восточных и юго-восточных культурных центров. Археологические исследования показывают, что два этих культурных центра на востоке страны развились рано и сосуществовали, так или иначе влияя друг на друга. Но шло время, и распространение земледелия на запад, то есть на равнины, привело к тому, что один из двух этих центров сделался более активным в тот период времени. Например, существуют неоспоримые доказательства того, что в более раннюю эпоху влияние Хопвелианской культуры (Hopewellian culture) простиралась в западном направлении до центрального и восточного Канзаса. Более того: Арикары, Поуни и Вичиты являют собой свидетельство того, что культура распространилась также на север и запад от юго-восточного направления, по которому, как предполагалось, шло её влияние. В то же время западное очертание влияния этого земледельческого ареала колебалась к востоку и западу практически от одной естественной границы равнин до другой, что, возможно, связано с климатическим перепадами.

Охотничьи культуры западных равнин периода до 1600 года мало известны, но должны быть схожи с охотничьими и собирательскими культурами к западу и северу от равнин. Различия могут заключаться в том, что использовались собаки в качестве транспортных средств и небольшие волокуш, охотники ютились в маленьких типи из шкуры бизона, и бизон служил их основным источником питания. Эти культуры были малоразвиты, а их элементы слишком рассеяны, чтобы говорить о каком-то едином культурном центре. Это и есть старая до-лошадная культура равнинных дикарей, которую, по мнению Вислера, развила и активизировала (intensified) лошадь. Однако ничего более отличительного он сообщить не мог.

После 1600 года старый аборигенный центр юго-востока видоизменился за счёт добавления к его традиционным качествам испанской культуры. Результатом этого оказалось гораздо более сильное влияние нового культурного центра на прилегающие равнинные пространства, чем влияние прежнего культурного центра индейцев Пуэбло. Привлечение лошади кочевыми охотниками (в данном случае имеются в виду восточные Апачи) имело совершенно неожиданные последствия – на равнинах возник высокоактивный культурный центр, где прежде не существовало и намёка на это. И любопытно здесь то, что на фоне бурного роста этой культуры практически отсутствовали какие-либо изобретения или же они были крайне редкими, однако в изобилии присутствовали всевозможные заимствования, переделывания, комбинирования уже ранее существовавших элементов. И всё же это была новая культура, и распространилась она по всем равнинам. Это был тот самый культурный центр, который развил военное снаряжение, навыки, тактические приёмы, на базе которых более поздний период выработал характерную церемониальную, организационную и декоративную надстройку так называемой “типичной” равнинной культурой.

Это исследование проследило развитие пост-лошадной и до-огнестрельной военной модели названного юго-западного равнинного культурного центра и его распространение по всем равнинам.

Во многих отношениях эта новая культура была подражающей, но оригинальность и самобытность её очевидны. Например, лошадь была заимствована и верховое снаряжение испанских всадников почти полностью воспроизведено, как правильно заметил Вислер. Но садились на лошадь всегда с правой стороны, так как индейцы не переняли у испанцев саблю. Лезвие сабли нашло иное применение – его привязывали в качестве наконечника копья. Мы также указали, что кожаные доспехи пост-лошадной и до-огнестрельной модели являются своеобразным сплавом испанской и индейской броневой традиций.