Военнопленные - [20]
— Я тоже пойду, — ступил шаг вперед Саша Ерохин — высокий худой парень, больше похожий на скелет.
— Пойдем и мы? — толкнул меня Немиров.
Мальхе выжидал молча.
— Что ж, Лева, один в поле не воин. Идем.
— Нет, погодите. Вы идите в чертежку. А вы, — Мальхе кивнул Немирову, — в слесарную мастерскую.
Мы разошлись в разные концы двора. Уже взявшись за дверную скобу чертежки, я оглянулся. Мальхе продолжал стоять посреди двора. Его узкогубый рот кривился в торжествующей улыбке.
С моря наплывал туман.
Пробивая мглистую темень, серую от мельчайших водяных капелек, однозвучным альтом тоскливо всхлипывал колокол:
«Ба-лам… Ба-лам… Ба-лам…»
Железный язык бесстрастно и равномерно выколачивал из меди единственный однообразный звук. Он приближался, ширился. За нудным надтреснутым звоном слышалась тяжелая одышка паровоза. Он, кашляя, выталкивал в туман ядовитый сероводород, и газ стлался по земле, отравляя ее, и без того чахлую и унылую.
К подагрическому локтю шатуна подвешен колокол.
«Ба-лам… Ба-лам… Ба-лам…»
Вечерний дачный поезд протащился в Грейфсвальд. Еще долго в тяжелом сыром воздухе висел заунывный звон, точно похоронный напев.
Я дремал под вытертым суконным одеялом и, подтянув к подбородку колени, отогревался. После работы в лесу меня трясло даже возле жарко горящей печки в чертежке.
За решеткой по стеклам сползали слезливые капли дождя, оставляя извилистый черный след. Недавно по баракам прошел низкорослый квадратный унтер Рыбий Глаз — полусумасшедший злобный кретин. От его водянистых выпученных глаз не укрывался ни один пустяк. За малейшую оплошность он избивал круглой оранжевой резиной. Бил только по лицу, молча, мастерски, с оттяжкой. На месте удара сползала полоска кожи.
В тамбур выставили обувь. В комнату затащили парашу. За дверьми прогромыхала связка ключей. Ставни завинчены. Из щели под дверью тянуло холодом. На пороге нарастал синеватый иней.
Дневальный затопил «буржуйку». Любители подразнить вечно тоскующий желудок клеили на нее пластики хлеба. Аромат печеного связывал в узел пустой кишечник.
У стола, подтянув ноги на табурет, резались в преферанс. За проигрыш рассчитывались махоркой, а ее ценили на вес золота. Поэтому игра проходила азартно, с обязательной руганью. В стороне от печки — замораживающий холод.
Я подружился с Волиным. Он большой, сильный, хорошо знает жизнь. Люди в его рассказах всегда внутренне красивы, собранны, как и сам рассказчик. Я был уверен, что фамилия Волин не его и за нею он прятал свою настоящую, должно быть имея на то особые причины. Все, что он мне рассказывал о чертежке, оказалось правдой. В чертежке по-настоящему работали только четверо: Будяк, Присухин, Скворцов и Степанян.
Будяк и Присухин — пожилые опытные инженеры — проектировали мощную турбину. Скворцов и Степанян разрабатывали проект какого-то сверхинтересного моста с пролетами между опорами чуть ли не в километр. У их досок подолгу торчали инженеры-немцы, и в случае надобности эти «труженики» могли, взяв с собой чертежи, уйти за проволоку «на консультацию» в стоящий напротив приземистый барак. Таким правом не пользовался даже старшина лагеря Меньшиков.
В чертежке были убеждены, что «спецов» там подкармливали. У Присухина и Будяка под куртками упруго круглились животики. Оба они низкие, коренастые, круглоголовые — Бобчинский и Добчинский. У Скворцова на пунцовой сытой физиономии топорщились рыжие усики, из-под них в улыбке оскаливались мелкие желтые зубы. Остальные делали мартышкину работу: перечерчивали вылинявшие синьки на ватман, копировали затем с них на кальку, и все это для того, чтобы получить такую же синьку, только новую.
Мальхе в чертежке почти не бывал. Вместо него хозяйничали инженеры унтер Пеллерт и рядовой Енике. Унтер щеголял округлыми мягкими жестами, крепкими, как скипидар, духами и медалью за Восточный фронт. Он постоянно улыбался холодной гадючьей улыбкой, был подл и мелочен. Высокий сутулый Енике — страшный с виду — был бесконечно добрым скептиком. От него постоянно несло водочным перегаром, от всего он отмахивался огромной вялой ладонью и даже не вытирал длинную желтую каплю, постоянно дрожавшую на кончике носа.
В течение дня они бывали в чертежке час-полтора. И только в это время мы делали вид, что заняты работой. Остальное время проходило в ничегонеделании и спорах. Самыми заядлыми спорщиками были все те же Будяк и Присухин. Измена Родине все еще щекотала их совесть, и в спорах они пытались обелиться, выгородиться, убедить не только себя, но и других в правоте и необходимости своего подлого поступка.
Спор начинали спокойно, с выдержанными интонациями салонного разговора. А под конец кричали друг на друга и откровенно матерились.
— Я не согласен с вами, Пушкарев, — вернулся к прерванному спору Будяк. — Вы говорите, что наша интеллигенция обязана отдать войне все и даже жизни свои. Подумайте, ведь это же разрушение, смерть. Во имя чего мы должны жертвовать собой? Где же враг? Разве немцы — враги интеллигенции, враги культурных людей?
Пушкарев только хмыкнул.
— Не хмыкайте! Немцы воюют и знают за что. А за что мне воевать? — Атласный череп Будяка покраснел. — За то, что большевики нас колошматили в революцию как хотели? Подозревали, преследовали нас за шляпу, за ношение галстука, за интеллигентные манеры, за то, что мы отличались от мужичья и не хотели с ним якшаться и лобызаться. Перестреляли цвет страны!
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.
Заговоры против императоров, тиранов, правителей государств — это одна из самых драматических и кровавых страниц мировой истории. Итальянский писатель Антонио Грациози сделал уникальную попытку собрать воедино самые известные и поражающие своей жестокостью и вероломностью заговоры. Кто прав, а кто виноват в этих смертоносных поединках, на чьей стороне суд истории: жертвы или убийцы? Вот вопросы, на которые пытается дать ответ автор. Книга, словно богатое ожерелье, щедро усыпана массой исторических фактов, наблюдений, событий. Нет сомнений, что она доставит огромное удовольствие всем любителям истории, невероятных приключений и просто острых ощущений.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.