Военно-полевой обман. В Чечне наступил мир, конца которому не видно - [3]

* * *

Армия в Чечне сейчас в патовом положении. Крупных банд уже давно не осталось. Нет фронта, нет партизанских отрядов, нет командиров.

— Басаев с Хаттабом уже три месяца не выходят в эфир, — говорит командующий группировкой ВВ в Чечне генерал-лейтенант Абрашин. — Возможно, их уже нет в Чечне. Не обязательно, что они в Грузии. У нас в Ингушетии свое Джейракское ущелье непуганое…

По большому счету, войны в республике больше нет. По крайней мере в ее привычном понимании. Просто в Чечне бешеная преступность. И устроены банды по принципу шпаны. Повоевавший боевик, «авторитет», собирает вокруг себя шайку, как правило, молодежь, в три-пять человек. Это его банда. С ней он ездит на разборки и зарабатывает деньги. Воюет не только с федералами. Если есть оплаченный заказ — банда идет ставить фугас. Нет — отправляется грабить местных жителей или воевать с соседней бандой за нефть. Деньги решают все.

При этом зарезать «мента» для них — дело чести. Походя, между делом.

— Мой муж работал в ОМОНе, — рассказывает Хава, торговка. — За лето у них в отряде погибли 39 человек. Их убивают прямо на улице, стреляют в затылок. Неделю назад соседа убили, а вчера — его сына. Оба в милиции работали…

Армия бороться с преступностью не может: ловля бандитов не является прерогативой полка или дивизии. Представьте такую ситуацию: Москва устала от воровства и разбоя в подворотнях. И вот на Красной площади ставят полк, чтобы охранять порядок. С танками, зенитными установками и снайперами. Днем военные расчерчивают брусчатку Кремля ровными песчаными дорожками и устанавливают портреты президента. А ночью запираются в своем лагере, стреляют на любой шорох и никуда не выходят за пределы КПП. Прекратится ли от этого разбой в Тушине? А если тушинские участковый и префект к тому же полностью на стороне местного «авторитета», Шамиля-чечена, и в последней перестрелке были с ним против ментов?..

Но и выводить войска нельзя: в таком случае повторится все то, что было после Хасавюрта.

— Мы сейчас живем только зачистками, — рассказывает командир спецназа Фидель. — Если чистим село постоянно — там относительно спокойно. Как месяц-два зачисток нет — все, лучше не соваться. Ты хотел ехать в Грозный? Мой тебе совет: не надо. Его уже месяца два не чистили. Я, например, не езжу, боюсь. И в Шали не суйся: совсем оборзевшее село…

* * *

Первого марта двухтысячного года в Аргунском ущелье погибла шестая рота Псковской десантной дивизии. Как погибла «шестерка» — отдельный разговор. Я был тогда в ущелье, в двадцати километрах от них. Мой батальон стоял под Шатоем. Ночью мы слышали их бой, слышали, как они умирали. Мы не могли им помочь: приказа выдвигаться не поступало, хотя мы ждали этого приказа, мы были готовы. Двадцать километров — это три минуты на вертушке. На БТРе — три-пять часов. Через пять часов мы могли бы быть там. Но приказа не было.

Бой шел больше суток. За это время подмогу можно было бы перебросить с Кубы. Кто-то сдал их, десантников.

* * *

С наступлением сумерек садимся в Курчалое. Считается, что это один из наиболее опасных районов, хотя и равнина. Впрочем, и здесь война тоже сильно замедлила свой бег. Последняя диверсия была в этих местах два с половиной месяца назад. Двадцать третьего декабря на фугасе подорвалась БМП 33-й «питерской» бригады. Снаряд был заложен прямо на полотне дороги и разорвался под самой машиной.

— Сейчас терпимо, — говорит и.о. комбрига полковник Михаил Педора. Обстрелов давно уже не было. Да и фугасы уже не так часто закладывают: инженерная разведка чистит дороги каждое утро. Но штуки по три в месяц все же снимаем. Как правило, по утрам: ставят ночью. Кто? А черт его знает. Местные, наверное…

Мертвая «бэха», накрытая брезентом, стоит на краю вертолетной площадки. Башня оторвана, днище вывернуто розочкой внутрь корпуса. Острые полосы разорванного металла загибаются в небо как раз в том месте, где были ноги оператора-наводчика.

Рядом с ней стоит еще одна, тоже мертвая, — сгорела неделей раньше. Тоже накрыта брезентом. Очень похоже на трупы. В разгар боев их так же складывали на краю взлетки и так же накрывали брезентом. Только было их в десятки раз больше.

* * *

На КПП бригады перед выходом висят два плаката: «Солдат! Не разговаривай с посторонними, это опасно!» — и «Солдат! Ничего не поднимай с земли, это опасно!»

— Бывает, что взрывчатку прячут очень искусно, — рассказывает Педора. — Идет боец по улице, смотрит: коробка валяется или мяч детский. Он ее ногой шась — а там светочувствительный датчик. И полстопы нет. Такие сюрпризы уже специалисты устанавливают…

* * *

Вообще же лучше военных придумывать слоганы и плакаты не умеет никто. В Ханкале уезжающих на зачистки бойцов отеческим напутствием провожает плакат «В добрый путь!».

* * *

Езжу, езжу по Чечне… Нет, все не то. Наверное, и правда война заканчивается. Наверное, мое солдатское чутье на гиблые места меня обмануло. Может, действительно пора открывать тут санаторий? Здесь же уникальные серные источники — чуть ли не все болезни мира можно вылечить в гейзерах равнинной Чечни. Солдатом я вылечился так в Грозном от язв, которые пошли у меня по коже от грязи, холода и нервов. Только тогда к источнику можно было подобраться исключительно ползком. И то стреляли. А теперь на гейзерах построены автомойки, местные делают на бесплатной горячей воде свой мелкий бизнес.