Военная Россия - [11]

Домашним категорически запрещается обсуждать происходящее в доме за его пределами — секретность вполне военная. При этом в доме всё ценное должно быть под замком — как в казарме оружие. Свой дом должен быть хорошо огорожен, а если сосед не огородил своё имущество, то… Судебник 1550 года оправдывал потраву поля, если оно было плохо огорожено. "Не укради" — но только, если чужое хорошо лежит. Что плохо лежит — не грех взять.

* * *

В обращении к Михаилу Романову избиратели 1613 года так рисовали идеальную Россию: «неприятелем быть в ужасти», а «всем людям Московского государства» быть «в радости».

Впрочем, судить русский милитаризм лучше не по худшим, а по лучшим его идеологам. Таким был Бердяев во время Первой мировой войны. Он тогда говорил об империализме как о необходимой промежуточной стадии между индивидуализмом людей и единством Царства Небесного. Он чётко сформулировал: "Дело всей русской истории, дело собирания России с Ивана Калиты, дело Петра Великого, дело всей русской культуры — Пушкина и Достоевского… Россия великая и единая, великое и единое русское государство, великая и единая русская культура". В его позиции крылось традиционное противоречие: "дело собирания России" отсчитывается с Калиты, но при этом самой «Россией» считается и то, что было до Калиты и никакого отношения к московскому князю не имело — Украина: "Нет национальности великорусской, как нет национальности малорусской, есть лишь русская национальность". Это написал уроженец Киева, на четверть француз, на четверть поляк. Неудивительно, что во Второй мировой симпатии Бердяева были решительно на стороне советской России, советской империи. Национальное оказывалось для него важнее не только социального, но важнее истины. Интернационализм большевиков Бердяев назвал "большим бесом" (не подозревая, что этот интернационализм лишь псевдоним столь любезного ему имперализма), а «сепаратизм», "провинциализм" Украины — мелким бесом.

Впрочем, даже на этом взлёте национализма Бердяев предпочитал говорить не «завоевание», а «колонизация»: "Колонизация окраин, которая совершалась на протяжении всей русской истории, не была злым недоразумением, это был внутренне оправданный и необходимый процесс для осуществления русской идеи в мире".

* * *

«Московского государства всяких чинов люди по грехом измалодушествовалися, прежним великим государем, дав свои души, непрямо служили». В слове «измалодушествовались» два десятка букв, это близко к рекорду. При этом «мало» означает тут «криво». «Дав свои души» звучит ужасно с богословской точки зрения, но это именно есть психология военной империи: каждый — военный холоп. «Отдать душу за ближних» означает не «погибнуть», «отдать душу Богу», а, прежде всего, «отдать душу военачальнику».

Идеал, нарисованный в грамоте об избрании царя Михаила, где даётся картина золотого века России при Фёдоре Ивановича «Росийское царство передо всеми государствы, аки солнце, сияло и на все стороны ширилось, и многие окрестные государи учинились у него, государя, в подданьстве и в послушании». При этом «ширилось» без войны: «никоторая кровь и война при нем, государе, не бывала — все есмы при его царской державе жили в тишине и во благоденьствии». Империя оправдана именно тем, что она «растёт», "образуется", «собирается» — без принуждения, без завоеваний и крови, просто все ищут в ней приюта и защиты. В другом варианте грамоты были добавлены в начале слова: «чтоб было вечно и постоятелно». Так люди определённого душевного уклада веруют, что сперва была Тора или Коран, а потом уже Бог, читая их, творил мир в соответствии с их текстом. Российская империя оказывается раем, а рай, естественно, существует изначально, только меняется его форма — то Римская империя, то Византийская, но сущность — Русская.

* * *

Для военной страны главное — поглощение пространства. Только размер имеет значение.

"Такое государство, уже в силу объема территории, на которую простиралось его политическое влияние, не могло не привлечь к себе внимания соседних народов, которые должны были спешить вступить с ним в ту или другую связь, в те или другие отношения" (Завитневич В.З. Владимир Святой как политический деятель. // Церковно-исторический вестник. № 6–7. 2000. Первая публ.: Владимирский сборник. Киев, 1888. С. 5.

Такое утверждение помогает понять психологию человека XIX cтолетия, который ощущал величину как вызов себе, большое пространство как возможность для прогресса: маленькую страну можно завоевать или уничтожить, не слишком размышляя, как бы она ни была густо населена. Китай манил к себе размером. При этом наивно забывалось, что сама Европа мала и уже поэтому для Востока не должна представлять того интереса, которого ждут европейцы.

Имперские историки XVIII–XIX вв. подчеркивали единство Руси. Но единство славянских было не большим, нежели единство народов германских. То, что Германия стала страной, особой от Австрии, Дании, Швеции, — не делает слабее Германию.

В начале XIX в. была в ходу среди русских то ли поговорка, то ли даже частушка (во всяком случае, Проспер Мериме в 1814 г. считал, что это песня): "Матушка Россия // Не берёт насильно, // А всё добровольно, // Наступив на горло". В таком виде записал эту фразу Пётр Вяземский 6 декабря 1837 г. Даль в своё собрание поговорок включил выражение: "Просят покорно, наступя на горло". При большевиках родилось выражение "добровольно-принудительно".