Военная контрразведка НКВД СССР. Тайный фронт войны 1941–1942 - [69]
На переднем крае реальная угроза смерти явилась испытанием человеческого характера контрразведчиков, их моральных или, как десятилетиями говорили, морально-политических устоев. В 1942 г. у красноармейцев и командиров после нескольких месяцев боев на фронте в силу разных причин образовалась некая постоянная упрямая сила сопротивления: и того, что чем дальше, тем невозможнее, куда бы то ни было отступать, и близость врага, и чувство постоянной угрозы жизни. Стесненные на маленьком клочке земли, они знали все друг друга со всеми достоинствами и недостатками гораздо ближе, чем где бы то ни было в другом месте[334]. «На войне, – как писал А. Толстой, – вертясь постоянно около смерти, люди делаются лучше, всякая чепуха с них слетает, как нездоровая кожа после солнечного ожога, и остается в человеке – ядро. Разумеется – у одного оно покрепче, у другого послабее, но и те, у кого оно с изъяном, тянутся, каждому хочется быть хорошим и верным товарищем»[335].
Военные контрразведчики приобрели все навыки бойцов «потайной войны». Они научились ориентироваться в темноте, спать под дождем, укрывшись ветками, пить болотную воду, перекликаться друг с другом птичьими криками, сообщались, пользуясь знаками на деревьях. Им приходилось стать следопытами. К примеру, если черный дрозд начинал кричать, значит, где-то близко люди, тогда ложись в кусты и лежи смирно. Есть еще маленькая птичка, похожая на синицу. Она кричит так: «пинь-пинь-пинь», и следует за тобой, просто демаскирует. И ее прозвали «птица-шпион»[336]. Особисты знали, когда черные капли бомб, падающие с самолета, летят прямо на них, надо ложиться, а когда бомбы упадут дальше, можно спокойно наблюдать за их полетом. Также они знали, что под минометным огнем ползти вперед ничуть не опасней, чем оставаться лежать на месте. Они знали, что танки давят именно бегущих от них и что немецкий автоматчик, стреляющий с 200 метров, всегда больше рассчитывает испугать, чем убить. Словом, они усвоили все те простые, но великие и спасительные солдатские истины, знание которых давало им уверенность, что их не так-то легко убить[337].
В трагические дни многие сотрудники 3-го Управления военной контрразведки показали себя умелыми воинами. Нередки были случаи, когда им приходилось возглавлять бойцов в атаках, и многие из них сложили свои головы на поле боя. Образцы смелости и отваги проявили майор ГБ С. Черник, капитан ГБ А. Петров, ст. лейтенанты ГБ М. Базанов, А. Котовенко, Д. Чураков, мл. лейтенанты ГБ Г. Горюшко, Е. Комяхин, Н. Красножен, М. Романченко, В. Петров, К. Семенов, А. Шопотько и другие[338]. Ст. следователь военной контрразведки 21 ск А.Ф. Творогов, оказавшись в окружении, создал группу бойцов и командиров, с которой проводил боевые операции, а затем присоединился к партизанскому отряду Медведева.
У войны свои законы, нравственные нормы, свои моральные координаты, своя правда. И они диктовали правила поведения контрразведчикам, которые понимали поведение некоторых красноармейцев. И нам, людям мирного времени, порой это трудно понять. Как-то советские десантники проходили через одну из освобожденных деревень в Ленинградской области. Увидели колодец. В нем – трупы русских детишек. Немцы при отступлении их гранатами закидали. Потом нашли общую могилу стариков – заживо закопанных. Постояли наши, покурили молча. И пошли дальше. Только после этого в плен немцев они больше на брали. Вообще никаких[339].
Фронтовик А. Генатулин писал: «Ранение нашего товарища и вид крови возбудил в нас темную злобу на немцев. Когда немец в тебя еще не стреляет, ты ненавидишь его какой-то спокойной или рассудочной, что ли, ненавистью, но как только он начинает бить по тебе, в душе твоей поднимается та самая лихорадка злобы и ненависти, которая в смертоубийственной драке бывает сильнее страха, сильнее разума»[340]. Нельзя не учитывать того, что некоторыми войсковыми особыми отделами руководили кадровые сотрудники госбезопасности, в большинстве своем получившие закалку в 1930-е годы. Они исправно охотились не только за шпионами и диверсантами, но и за «врагами народа» по обе стороны фронта. Для красноармейцев и командиров не было секретом, что у работников особых отделов имеются свои планы по количеству разоблаченных врагов, а главный качественный параметр в чекистской работе – это раскрытие «контрреволюционных шпионских организаций».
Вернувшись в привычную атмосферу террора и безнаказанности, эти сотрудники стремились получить снятие судимости, заслужить восстановление в партии, вернуть свои чины и награды, заработать новые отличия. В результате во фронтовой обстановке они с размахом проявляли именно те качества, которые сделали их героями террора 1930-х годов, а приобретенный ими опыт участия в массовых операциях «Большого террора» позволял успешно продвигаться в органах военной контрразведки, передавать традиции органов НКВД 1930-х гг. молодым армейским чекистам. Руководством НКВД-НКГБ от чекистов по-прежнему требовались раскрытие «контрреволюционных заговорщицких организаций» и беспощадность к «врагам народа». В ответ на эти установки на фронте широко применялись классические методы сталинских спецслужб: провокации, использование внутрикамерной агентуры, в т. ч. из лиц, приговоренных к расстрелу, обман, шантаж, запугивание, а также избиения и пытки.
