Военная фортуна - [6]

— Содомита, сэр? — удивился Джек.

— Да. Как человек, так любящий цитировать Библию, вы должны знать о ком я. О том малом, который повздорил с Господом по поводу Содома и Гоморры. Заставил Всевышнего скинуть с пятидесяти до двадцати пяти, а потом и до десяти. Берите Баббингтона, мичманов, хирурга, ну и еще, так и быть, своего старшину, но даже не заикайтесь про остальную команду катера. Примите это за исключительную уступку с моей стороны, да и все равно на «Ля Флеш» не найдется ни одного дополнительного места, так что покончим с этим. А теперь скажите: среди оставшихся из вашего экипажа возможно наскрести одиннадцать нормальных парней для крикетной команды? У нас тут на эскадре играют корабль против корабля, ставка по сотне фунтов.

— Почему бы нет, сэр, — ответил Джек, улыбнувшись. В тот самый миг как адмирал упомянул про крикет, капитан решил загадку, беспокойно ворочавшуюся в дальнем уголке его мозга: что это за нелепо знакомый звук доносится с лужайки за домом? Ответ: щелчок биты, принимающей мяч.

— Почему бы нет, сэр, — повторил он. — И еще, сэр: полагаю, у вас имеется почта для «Леопарда»?

Политический советник адмирала был человеком исключительно весомым, поскольку британское правительство наметило присоединить к короне всю нидерландскую Ост-Индию, а это означало, что следует не только привить местным князькам любовь к королю Георгу, но и выстроить противовес хорошо отлаженным голландской и французской системам, а по возможности и вовсе искоренить их. Но жил этот великий человек в маленьком неприметном домике, и вид имел совершенно не солидный, даже не половина адмиральского секретаря. Сия скромная персона была облачена в табачного цвета сюртук, и единственной уступкой климату являлись нанковые панталоны, бывшие в лучшие свои времена белыми. Задача перед ним стояла труднейшая, но поскольку Достопочтенная Ост-Индская компания давно уже лелеяла мечту разделаться с голландской своей конкуренткой, а некоторые члены кабинета министров находились среди крупных акционеров компании, он хотя бы не испытывал нужды в деньгах.

И действительно, он встретил гостя, сидя на одном из сундуков, до верху набитом небольшими серебряными слитками, самой востребованной валютой тех краев.

— Мэтьюрин! — возопил политикан, сдергивая с носа зеленые очки и тряся руку доктора. — Мэтьюрин! Бог мой, как я рад видеть вас! Мы вас уже похоронили. Как поживаете? Ахмет! — он хлопнул в ладоши. — Кофе!

— Уоллис! — отозвался Стивен. — Рад встрече. Как ваш пенис?

Во время последней их встречи он сделал своему коллеге по политической и военной разведке операцию, которая позволила бы тому сойти за еврея. Проведенная в таком возрасте операция оказалась вовсе не такой пустяковой, как им с Уоллисом представлялось, и Стивена долгое время преследовал призрак гангрены.

Радостная улыбка Уоллиса мигом померкла, сменившись выражением неподдельной жалости к себе. Агент заявил, что все зажило как нельзя лучше, но судя по всему, прежние функции так никогда и не восстановятся. По мере того, как тесную грязную комнату наполнял аромат кофе, Уоллис тщательно расписывал симптомы, но когда кофе, в медном кофейнике на медном подносе, появился на столе, он одернул себя и заявил:

— Ах, Мэтьюрин, я настоящее чудовище, все о себе и о себе. Прошу, расскажите о своем путешествии, путешествии жутко затянувшемся и, боюсь, весьма тяжком. Мы ждали так долго, что почти утратили надежду, а письма сэра Джозефа вместо восторга стали выражать обеспокоенность, а потом и безмерную тревогу.

— Значит, сэр Джозеф снова в седле?

— И сидит крепче, чем когда-либо. Наделен даже еще большими полномочиями.

Агенты обменялись улыбками. Сэр Джозеф Блейн являлся исключительно талантливым шефом морской разведки. Обоим им были известны тонкие подковерные маневры, приведшие к его преждевременной отставке, как и маневры еще более тонкие и продуманные, которые возвратили сэра Джозефа на должность.

Стивен Мэтьюрин прихлебывал обжигающий кофе — это был настоящий мокко, привезенный из Счастливой Аравии на возвращающемся домой дхоу паломников, и размышлял. По натуре он был сдержанным, даже замкнутым человеком. Рождение вне брака (отец его был ирландским офицером на службе наихристианнейшего короля Испании, а мать — каталанской сеньорой) наложило свой отпечаток, деятельность по освобождению Ирландии — внесло новый вклад, а добровольное и бесплатное сотрудничество с военно-морской разведкой, на что он пошел исключительно из стремления уничтожить Бонапарта, которого ненавидел всеми фибрами души как подлого тирана, человека низкого, душителя свободы народов, предавшего все святое, что было в революции, увенчало формирование характера. К тому же умение держать рот на замке было у него врожденными. Наверное, сочетание этих качеств и сделало из него одного из самых ценных секретных агентов Адмиралтейства, особенно в Каталонии. Тайное обличье Мэтьюрина прекрасно скрывалось под обликом практикующего корабельного хирурга, а также пользующегося международной славой естествоиспытателя, имя которого было хорошо знакомо всем, кого волновали вымершие дронты Родригеса (близкие кузены додо), большие сухопутные черепахи Testudo aubreii Индийского океана или повадки африканского зубкотруба.