Водяная ведьма - [22]

. Ральф был назван в честь героя, мышонка-мотоциклиста. Это стало его любимой историей с тех пор, как я прочитала ему книгу несколько месяцев назад. Очевидно, Ральф снова хотел услышать рассказ. Устраиваясь поудобнее в кресле перед камином и открывая книгу, пока Ральф сворачивался перед очагом, я подумала, что, пожалуй, это единственное, что я сейчас могу сделать, не устроив новых неприятностей.

Дождь продолжался весь день и всю ночь, заливая окна потоками воды, стуча по крыше и напоминая своим шумом о ярости Лорелей. Особенно громко было в моей спальне, где недавно часть потолка была заменена большим окном. Брок подумал, что было бы неплохо добавить света в комнате.

— Иногда зимой люди здесь впадают в депрессию из-за недостатка света, — сказал он мне.

Вместо света сейчас окно в крыше предлагало мне обозревать тускло-зеленое небо цвета глаз Лорелей. Несмотря на усталость, я долго не могла уснуть, ворочаясь с боку на бок, отчего связанный недавно позвоночник ощущался как скрученное полотенце. Слушая дождь, я чувствовала в его жалобных шорохах и вздохах тысячи обвинений во всех моих прегрешениях. Привела русалок в Приграничье и почти погубила их; убила Брока; использовала заклинание в Царстве Фей; занималась сексом с Лиамом… Дважды!

Это правда, что женщины часто зацикливаются на своих бывших, но большинство экс-бойфрендов все же не являются инкубами. О чем я думала? Стоило только взглянуть в его печальные глаза, как тут же забыла всю его ложь, прижалась к покрытому щетиной лицу, сорвала с себя трусики…

Он как будто знал, что я сделаю это.

Каждая деталь его облика — щетина, мышцы, напряженные под весом надетых мной кандалов, даже оставленные ими шрамы, — все было направлено на то, чтобы вызвать мою жалость. Как я могла забыть, что он бесплотен? Эти раны на его запястьях не были реальны. Он играл на моем сочувствии, использовал свою способность менять тело, чтобы играть на моих желаниях.

При мысли о его новом теле, я почувствовала ноющую боль внизу живота и между ног. Я скривилась, вспомнив его надо мной, дразнящим меня, а потом… входящим в меня.

Я застонала от воспоминаний и свела бедра вместе, но давление заставило острее вспомнить его плоть.

«Несколько месяцев мне не оставалось ничего, кроме как вспоминать каждый изгиб твоего тела снаружи и внутри», — сказал он.

Как долго я буду помнить ощущение его тела во мне?

Уфф!

Ударив кулаком по подушкам, я зажала одну между ног. Нужно прекратить думать о нем.

Но я не могла.

Когда я, наконец, уснула, он ждал меня.

Лиам растянулся на мшистом берегу под ивой, купаясь в золотистом солнечном свете Царства Фей, которое было везде и нигде. Я лежу на боку, лицом к нему. И, хотя между нами небольшое расстояние, я чувствую пульсирующий жар его кожи.

— Видишь? — спросил он. — Я из плоти и крови. Смотри сама. — Он придвинулся ко мне, пока мы почти не коснулись друг друга. Я положила руку на его грудь, чтобы не дать приблизиться, но даже малейшее прикосновение к нему опьяняло.

— Это уловка, — сказала я, прижимаясь к нему. — Ты принял эту форму, чтобы понравиться мне …

— Это так неправильно, Калли? — спросил он, поворачивая меня на спину. — Желать угодить тебе?

Он раздвинул мои колени своими бедрами и я животом почувствовала его возбужденный член. Его лицо в ореоле янтарного света было прямо надо мной. Глаза Лиама были такими же зелеными, как ивовая листва. Кожу разукрасили тени от ветвей. Я провела рукой по напряженным рукам, держащим надо мной его вес; как поток, бегущий между камней, скользнула вниз по груди, услышала вздох, коснувшись его, будто вода, мчащаяся к морю.

Вот из чего он был сделан — из тени листьев и горного потока, из мха и света Фейри. Когда-то он состоял из плоти и крови, но за века их вытеснило Эльфийским золотом, основной субстанцией Царства Фей. Я хотела почувствовать в себе этот золотой свет, почувствовать проходящий сквозь меня дикий поток. Я взглянула в его зеленые глаза и задала вопрос, о котором и сама не знала.

— Увижу ли я когда-нибудь твое настоящее лицо?

Он наклонил голову и коснулся губами моего уха. Его дыхание было первым дуновением весны, его язык — потоком дождевой воды.

— Когда ты скажешь, что любишь меня, — прошептал он.

— Я хочу любить тебя! — Закричала я, желание любить его смешивалось с желанием ощутить его внутри меня. Меня наполняли горячий золотой свет и первая весенняя оттепель. Теперь он был потоком, а я — камнем, он был ветром, а я — дикой травой, колеблющейся под ним. Я бросилась в омут, пока не почувствовала, как растворяюсь в элементах, которыми он стал, сливаясь с ним в золотом свете, почти полюбив его и превратив, тем самым, в человека.

Но вместо того, чтобы погрузиться в теплое золотое сияние, внезапно оказалась в ледяной воде. Я проснулась от шока и обнаружила себя в своей постели, одинокой и промокшей. Это было на самом деле? Когда-то он приходил ко мне с лунным светом. А теперь приходил как вода?

В лицо что-то капнуло. Я включила прикроватную лампу для лучшей видимости. Простыни, откинутые мной в сторону во время сна, промокли насквозь. Я взглянула вверх… и прямо в глаз попала капля. Вытерев ее, я обнаружила на пальцах хлопья извести и нашла причину своего влажного сна. Установленное недавно Броком, окно в крыше протекало. Вода скапливалась под штукатуркой и пузырилась длинной лентой. Прямо на моих глазах там сформировалась новая капля и угрюмо шлепнулась на кровать. Эхом ей вторили другие капли — в ванной, в холле внизу… по всему дому. Мой прекрасный викторианский дом, за которым с помощью молотка и магии ухаживал Брок протекал, словно судно, идущее ко дну. В голове мгновенно появилась метафора… Дом словно оплакивал своего потерянного смотрителя, моего нелюбимого возлюбленного и всех друзей, которых я утрачу, если они вернутся в Царство Фей.