Воды слонам! - [97]

Все утро я прячусь по углам, упорно разыскивая Марлену. Но ее нигде нет.

Дядюшка Эл в алом жилете и штанах в шахматную клетку обходит свои владения, отвешивая подзатыльники всем и каждому, кто не успевает убраться с его пути. Заметив меня, он замирает. Нас разделяют восемьдесят ярдов. Я не отвожу от него взгляда, в который вкладываю всю свою ненависть. Вскоре губы Дядюшки Эла складываются в холодную усмешку. Он резко сворачивает направо и в сопровождении свиты продолжает свой путь.

Издалека я замечаю, что над кухней взметнулся флаг, зовущий всех на ланч. В очереди вижу Марлену в городской одежде. Она осматривает толпу. Я понимаю, что она ищет меня — и, надеюсь, знает, что я цел. Стоит ей сесть, как откуда ни возьмись появляется Август и усаживается напротив. Еды он не взял. Что-то сказав, он хватает ее за запястье. Она отшатывается, проливая кофе. На них начинают оборачиваться. Отпустив ее, он вскакивает так резко, что скамейка падает в траву, и выбегает с кухни. Я тут же бегу туда со всех ног.

Марлена поднимает взгляд, замечает меня и бледнеет.

— Якоб!

Я ставлю скамейку на место и присаживаюсь на край.

— Он не сделал тебе больно? Ты как? — спрашиваю я.

— В порядке. А ты как? Я слышала… — слова застревают у нее в горле, и она прикрывает рот ладонью.

— Сегодня мы делаем отсюда ноги. Я буду держаться неподалеку. Уходи, как только сможешь, и я уйду следом.

Она, вся бледная, смотрит прямо на меня:

— А Уолтер с Верблюдом?

— Мы вернемся и посмотрим, удастся ли их отыскать.

— Мне нужно еще несколько часов.

— Зачем?

У входа в кухню появляется Дядюшка Эл. Он щелкает пальцами, и с противоположной стороны шатра к нему подходит Граф.

— У меня в купе припрятано немного денег. Я зайду, когда его там не будет, — отвечает она.

— Не стоит. Лучше не рисковать.

— Я осторожно.

— Нет!

— Эй, пойдем-ка, Якоб, — говорит Граф, беря меня под руку. — Боссу не нравится, что ты тут.

— Граф, дай мне еще минутку, — прошу я.

Он глубоко вздыхает.

— Ладно, тогда поборись чуток. Но только пару секунд, не больше, а потом я тебя отсюда выведу.

— Марлена, — в отчаянии шепчу я. — Обещай, что ты туда не пойдешь.

— Не могу. Половина денег — мои, и если я их не заберу, у нас ни гроша за душой не будет.

Я вырываюсь из объятий Графа и встречаюсь с ним лицом к лицу. Ну, то есть к груди.

— Скажи мне, где они, и я заберу их сам, — рычу я, тыча Графу в грудь пальцем.

— Под диваном у окна, — торопливо шепчет Марлена. Обойдя стол, она подходит ко мне. — Сиденье открывается. Деньги в банке из-под кофе. Но, думаю, мне легче будет…

— Ладно, хватит, — говорит Граф. Развернув меня, он заламывает мне руку за спину и подталкивает так, что я сгибаюсь пополам.

Я поворачиваю голову к Марлене.

— Я сам. А ты к вагону даже не приближайся. Обещаешь?

Я принимаюсь извиваться, и Граф меня выпускает.

— Обещай, слышишь? — шиплю я.

— Обещаю, — отвечает Марлена. — Только осторожней.

— Эй ты, сукин сын, отпусти меня сейчас же! — ору я Графу. На публику, разумеется.

Мы с ним устраиваем великолепный спектакль. Не знаю, догадывается ли хоть кто-нибудь, что руку он мне заламывает совсем не больно, однако отыгрывается тем, что отшвыривает в траву на добрые десять футов.

После ланча я только и делаю, что выглядываю из-за углов, проскальзываю за крыльями шатров, прячусь под вагонами. Но ни разу мне не удается незаметно подобраться к вагону номер 48. Кроме того, Августа я не видел с самого ланча, так что, вполне вероятно, он там. Короче говоря, я выжидаю удобного момента.

Дневного представления нет. Около трех часов пополудни Дядюшка Эл взбирается на ящик посреди площади и провозглашает, что на вечернем представлении каждый должен выложиться, как никогда прежде. Что будет в противном случае, он не говорит, да никто и не спрашивает.

В город отправляется импровизированный цирковой парад, после которого животных возвращают в зверинец, а продавцы сладостей и прочие лоточники раскладывают свои товары по местам. Толпа, подтянувшаяся вслед за парадом из города, собирается в центре площади, и вскоре Сесил принимается обрабатывать простофиль у входа в паноптикум.

Прижавшись снаружи к зверинцу, я проделываю дырочку в стянутом шнуром шве и заглядываю внутрь.

Вот Август вводит Рози, угрожающе помахивая у нее под животом и рядом с передними ногами тростью с серебряным набалдашником. Она послушно следует за ним, но глаза у нее светятся неприязнью. Подведя слониху к ее обычному месту, он пристегивает ее цепочкой за ногу к колу. Она вглядывается вдаль над его склоненной спиной, прижав уши к голове, и, похоже, примиряется со своим положением. Покачивая хоботом, смотрит, не найдется ли чего интересного на земле. Обнаруживает что-то достойное внимания, поднимает и, подогнув хобот, пытается понять, что же это такое. И, наконец, запихивает в рот.

Марленины лошадки уже выстроились в ряд, но ее самой пока нет. Лохи уже вовсю тянутся в шапито. Пора бы ей появиться. Ну же, ну же, где же ты…

Мне приходит в голову, что она могла нарушить обещание и отправиться в их купе. Вот черт, вот черт, вот черт. Август все еще возится с цепочкой, но недалек тот час, когда он заметит, что Марлены нет, и займется этим вопросов вплотную.