Воды Клайда - [6]

Шрифт
Интервал

Мы старые враги.
Помочь не можешь, так прощай,
А можешь — помоги».
Старуха Робину в ответ:
«Коль ты и вправду ты,
Прими подмогу, Робин Гуд,
От нашей нищеты.
Кто мне прислал в тяжелый год
И плащ, и башмаки,
Того я как-нибудь спасу
От вражеской руки».
«Тогда снимай свое тряпье,
Клади веретено,
Бери зеленый мой наряд
И стрелы заодно».
Переоделся Робин Гуд
И вышел за порог,
И, миновав кольцо врагов,
Исчез лесной стрелок.
Епископ к домику вдовы
Подъехал на коне.
«Эй, живо Робина схватить
И привести ко мне!»
Епископ едет впереди
С улыбкой на лице,
А следом пленника везут
На белом жеребце.
Но вдруг из заросли лесной
Выходит Робин Гуд,
А следом вольные стрелки
Плечом к плечу идут.
«Кто ты? — епископ застонал. —
Кого с собой я вез?»
«Милорд, я старая вдова,
А ты — паршивый пес!»
Хотел епископ ускакать,
Собрав остаток сил,
Но Робин Гуд шагнул вперед
И путь загородил.
Он взял за шиворот попа,
Стащил его с седла
И крепко к дубу привязал
На два тугих узла.
Потом нащупал кошелек
И срезал с ремешка,
И вытряс груду золотых
На плащ из кошелька.
«Теперь отпустим мы попа, —
Сказал Малютка Джон, —
Но пусть он мессу пропоет,
Такой у нас закон».
Тут загнусавил мессу поп,
Запел в лесной глуши,
О здравии лесных стрелков
Молился от души.
И, несмотря на важный сан
И свой высокий пост,
Уехал задом наперед,
Держась за конский хвост.

Робин Гуд и отчаянный монах

Прекрасной летнею порой
Стрелки сошлись в бору
И, чтобы силу испытать,
Затеяли игру.
Кто на дубинках начал бой,
А кто скрестил мечи.
«Ого! — воскликнул Робин Гуд.
Вот это силачи!»
Вовсю смеется храбрый Вилл,
Хохочет от души:
«Бывает сила посильней,
Мой Робин, не спеши.
Живет отчаянный монах
В аббатстве за рекой.
Он может каждого из нас
Свалить одной рукой».
Тогда отважный Робин Гуд
Поклялся сгоряча
Не есть, не пить, но разыскать
Монаха-силача.
Собрал он стрелы, поднял лук
И тут же, налегке,
Вскочил на резвого коня
И поскакал к реке.
К воде спустился Робин Гуд.
Где был удобный брод.
Глядит, — приземистый монах
По берегу идет.
На голове железный шлем
Издалека блестит.
У пояса короткий меч,
В руке тяжелый щит.
На землю спрыгнул Робин Гуд
И привязал коня:
«А ну-ка, пастырь, через брод
Перенеси меня!»
Монах под Робина подлез
(А Робин был тяжел).
Монах молчал, покуда вброд
Реки не перешел.
Он Робин Гуда перенес,
Но только спрыгнул тот,
Монах сказал: «Неси меня
Обратно через брод!»
Понес монаха Робин Гуд
(А был монах тяжел),
И молча, с ношей на плечах,
Он реку перешел.
Монаха Робин перенес,
Но только спрыгнул тот,
Как Робин крикнул: «Эй, тащи
Обратно через брод!»
Подлез под Робина монах,
Чтобы назад нести.
По пояс в воду он зашел
И стал на полпути.
И тут он Робина свалил,
Швырнул его в поток:
«А ну, приятель, не ленись.
Барахтайся, стрелок!»
На берег выплыл Робин Гуд
И вылез на траву,
И, осмотрев свой верный лук,
Проверил тетиву.
Он выбрал лучшую стрелу —
Она не пощадит, —
Но отразил ее монах,
Успел подставить щит.
«Стреляй, стреляй, лихой стрелок,
Ей-ей, прицел хорош.
Трудись хоть целый летний день,
В меня не попадешь!»
Но вот последнюю стрелу
Отбил щитом монах.
Они сошлись лицом к лицу
Поспорить на мечах.
И целых шесть часов подряд
Рубились что есть сил,
И на коленях Робин Гуд
Пощады запросил.
«Пощады, доблестный монах!
Вконец я изнемог.
Позволь мне только протрубить
Вот в этот старый рог».
«Труби, — сказал ему монах, —
Хоть сутки напролет.
Труби, да только берегись,
Не лопнул бы живот!»
Три раза Робин протрубил,
И вмиг на этот зов
Примчалось из лесу к реке
Полсотни молодцов.
«А чьи стрелки, — спросил монах,
Торопятся сюда?»
«Мои, — ответил Робин Гуд, —
Но это не беда».
«Пощады, доблестный стрелок!
Ведь я тебе не враг.
Позволь мне только просвистеть
Вот в этот мой кулак».
«Свисти, — ответил Робин Гуд, —
Какие пустяки!
Я не видал, чтобы попы
Свистели в кулаки!»
Три раза просвистел монах,
И вмиг на этот зов
Примчалось из лесу к реке
Полсотни злобных псов.
«Собаки справятся с людьми,
А я, дружок, — с тобой».
«О нет, — ответил Робин Гуд, —
К чему нам этот бой?»
Но сразу два огромных пса
Помчались на него,
И псы напали на стрелков,
Один на одного.
Стрелки пускали тучи стрел,
Но не могли попасть:
Лихие псы, вертясь волчком,
Ловили стрелы в пасть.
Но вот десяток метких стрел
Пустил Малютка Джон,
И разом лег десяток псов,
Как громом поражен.
«Постой, стрелок! — кричит монах.
Пора кончать игру!
Давайте этот славный спор
Окончим подобру.
Пусть не на праздник мы сошлись,
А встретились в бою,
Но не впервые во враге
Я друга узнаю!»
С тех пор в аббатстве за рекой,
В крутых его стенах,
Был у стрелков надежный друг —
Отчаянный монах.

Робин Гуд молится богу

Вот еще один рассказ.
Однажды, говорят,
Переоделся Робин Гуд
В монашеский наряд.
Надел он черный капюшон,
Повесил крест на грудь,
А сверху четки нацепил
И вышел в дальний путь.
И мили Робин не прошел,
Как вдруг в лесу глухом
Он двух монахов повстречал,
Гарцующих верхом.
«Подайте брату во Христе! —
Заохал Робин Гуд. —
Тому, кто нищим подает,
На небе воздадут.
Я ничего не ел с утра,
Уж больно сбор плохой,
Ни кружки кислого вина,
Ни корочки сухой».
«Не жаль для ближнего монет,
Монахи говорят. —
Но нас ограбил Робин Гуд,
Мы сами нищи, брат».
«На шее крест у вас, попы,
А ложь на языке.
Придется, видно, вам помочь
Порыться в кошельке!»
Попы свернули на тропу,
Чтоб ускакать по ней,

Еще от автора Фольклор
Полное собрание баллад о Робин Гуде

Сорок баллад о Робин Гуде в классических и новых переводах с иллюстрациями Максима Кантора.В формате pdf A4 сохранен издательский дизайн.


Армянские легенды

Армянские легенды восходят к древнейшим мифам человечества. Свое происхождение армяне возводят к одному из внуков Ноя, а древнегреческие историки подтверждают, что фессалийский воин Арменос был участником похода аргонавтов. Так, от простого к сложному, от мифа к сказке и снова к мифу формируется эта книга армянских легенд. Древнейшие библейские, античные и христианские мифы легли в основу целого пласта легенд и сказаний, которые предстанут перед читателем в этой удивительной книге. В ней связаны воедино историко-познавательные и поэтико-фантастические данные.


Армянские притчи

Притчей принято называть некий специфический короткий назидательный рассказ, который в иносказательной форме, заключает в себе нравственное поучение. Как жанр притча восходит к библейским временам, она стала древнейшим учебником человеческой морали и одновременно морально нравственным «решебником» общечеловеческих проблем. Книга армянских притч вобрала в себя сконцентрированную мудрость народа, которая свет специфического мировоззрения горцев пропустила сквозь призму христианства. Такова притча о «Царе, племяннике и наибе», оканчивающаяся вполне библейской моралью.


Непечатный фольклор

Представленные в этой книге стихи, считалки, дразнилки, поддевки, подколы, скороговорки, пословицы и частушки хорошо знакомы очень многим жителям России. Хотя их не печатали в книгах и журналах, они присутствовали, жили в самом языке, будучи важными элементом отечественной культуры. Непечатный фольклор, так же как и печатный, помогает в общении, в обучении, в выражении мыслей и эмоций. В зависимости от ситуации, люди используют то печатный, то непечатный фольклор, то одновременно элементы обоих. Непечатный фольклор, как и печатный, живет своей жизнью – меняется, развивается: что-то уходит из языка, а что-то наоборот в него приходит.


Армянские басни

Выдающийся советский историк и кавказовед Иосиф Абгарович Орбели (1887-1968) писал: Невозможно правильно воспринять оптимизм и вечное стремление к самоутверждению, присущее армянскому народу, не зная истоков этого мировоззрения, которое сопровождало армян во все времена их истории, помогало бороться против превратностей судьбы, упорно ковать свое счастье. Поэтому книга армянские басни станет настольной у каждого, желающего прикоснуться, приобщиться к истокам армянской национальной культуры. Армянские басни очаровали И.


Армянские предания

Часть преданий, помещенных в этой электронной книге, связана с историей христианства в Армении – первой стране, принявшей эту религию как государственную. Это предание неразрывно связано с именем и деяниями вполне исторического лица, царя Тиридата (Трдат III Великий), который из фанатически преданного язычеству деспота, поддавшись воздействию примера кротости, незлобивости и слову святого Григория и святых дев Рипсиме и Гаянэ, стал истинным христианином и законодательно ввел в стране христианство (в 301 г.