Водораздел - [32]

Шрифт
Интервал

В лесу уже чувствовалась осень. Березы стояли еще зеленые, но той свежести и аромата, что бывает летом, уже не было. Осины тоже поблекли, местами на них появился багрянец. Переходя через болото, Хуоти вдруг ощутил под ногой что-то твердое и стал разрывать мох. Подо мхом оказались мостки, сделанные из круглых бревен. Олексей от кого-то слышал, что здесь был настил, построенный шведами еще в те времена, когда они совершали набеги. Видимо, это было в очень давние времена, потому что мостки ушли глубоко в болото и нигде поблизости не было видно даже следа от дороги.

Мальчишки дошли до завала и повернули назад. На обратном пути на берегу ручья, впадающего в Вехкалампи, Хуоти заметил что-то пестрое. Юоникки?

Она была уже мертвая. Задние ноги коровы провалились между вьющимися по берегу ручья толстыми корнями деревьев, и она не смогла их вытащить. Ее мутные глаза были выпучены, язык вывалился изо рта.

Разглядывая мертвую Юоникки, Хуоти вспомнил о черном баране, которого вчера закололи, чтобы задобрить лесного владыку. Не помогли заклинания Срамппы-Самппы… Не помогло и то, что бабушка, выпуская весной коров в первый раз в лес, зажгла лучины по обе стороны дверей хлева и просила: «Кормилец наш, святой Олессиэ, в этот хлев приведи всех моих коровушек…»

VIII

Пулька-Поавила стоял с серпом под мышкой на краю ячменного поля, разглядывая сморщенные тощие колоски. Только теперь, когда началась жатва, окончательно стало ясно, какой урон нанес хлебам заморозок. На душе Поавилы было горько. Он даже не обращал внимания на ворон, которые большими стаями кружились над полем и то и дело, совершенно обнаглев, садились чуть ли не у ног Поавилы и клевали зерно с колосьев. Вспугнутые, они неохотно взлетали и опять рассаживались на изгороди и на елях кладбища.

На озере катились белопенные волны, и отсюда, издали, казалось, словно белые барашки пробегают ряд за рядом по темно-синей глади. У мыса Весанниеми на волнах качалась лодка. Видимо, старый Петри отправился проверять свои сети. Лес за заливом был по-осеннему желто-зеленым.

Хёкка-Хуотари со всей семьей тоже жал свое поле.

— Иди, покурим! — крикнул Поавила, увидев, что сосед воткнул серп в суслон и выпрямился, чтобы дать отдых занемевшей спине.

Поля Пульки-Поавилы и Хёкки-Хуотари разделяла ветхая, косая изгородь. Перелезая через нее, Хёкка-Хуотари сломал одну из жердей. «Надо бы изгородь поправить», — подумал Поавила.

— Бог в помощь жнецам, — приветствовал Хёкка-Хуотари.

— Да жать-то в этом году нечего, — ответил Поавила, протягивая соседу свой кисет. Они сели на груду камней. На поле и по краям было несколько десятков таких груд. Когда-то покойный отец Поавилы убрал с поля камни. Поавила тоже их собирал, но все равно, куда ни взглянешь, все поле в камнях. Поавила просто диву давался. Осенью соберет он все камни с поля, сложит в груды, а весной, как только оттает земля, опять камней полно. Из земли, что ли, они поднимаются?

— Камни растут, — пояснил Хёкка-Хуотари.

— Да, уж что-что, а камни-то хорошо растут на наших полях, — подтвердил Поавила. — Хлеб вот — плохо.

На его веку это уже второй большой недород. Первого Поавила не помнил. Знал только по рассказам отца и матери. Тогда в Пирттиярви и во всех соседних деревнях был страшный голод. Кору и солому ели во всех домах. Много народу тогда умерло от голода. И не от кого было ждать помощи. Когда Кондратта Онтронен, отец Поавилы, потребовал на волостном сходе, чтобы власти приняли какие-то меры, волостной писарь ответил:

— Жрите снег. А подохнете с голоду, так не велика беда: у царя и без вас подданных хватает.

Увидев, что от волостных властей помощи не добьешься, Кондратта забрал семью и отправился просить милостыню в Поморье. Мавра была тогда на сносях, идти ей было трудно. Кое-как они добрались до Кеми, а там тоже пришлось несладко: в городе и без них полно было голодающих, пришедших из разных волостей просить милостыню. Кемский городничий Антонов писал тогда в газете «Санкт-Петербургские Ведомости»:

«В газетах много пишут о голоде в России, но разве можно какую-нибудь местность сравнить с Кемским уездом, где не хватает не только хлеба, но даже соломы. Карелы оставили пустыми целые волости, съели свой скот, продали свое имущество и теперь бродят по поморским волостям, собирая подаяния; часть их ушла в другие губернии. Только в один маленький город Кемь пришло 1200 нищих. С осени им оказывали помощь, но потом, когда запасы иссякли, перестали. Нищие разбили окна лавок…»

Среди тех, кто разбивал окна, был и Кондратта. Схватив из лавки каравай хлеба, он побежал на окраину города, где у него стоял шалаш. Прибежал, а Мавра уже родила. Участников погрома стали искать, и Кондратте пришлось перебраться в другое место. Он даже не успел сходить с сыном к попу. На следующее лето Кондратта вернулся в Пирттиярви. За спиной он нес кошель, из которого выглядывала темно-русая головенка младшего сына. Мальчик и тогда еще не был крещен. «Успеется. Все, глядишь, меньше подушной подати платить», — думал Кондратта, не торопясь крестить сына. Только много лет спустя, когда власти узнали о нем, Кондратта позвал с погоста попа.


Рекомендуем почитать
Осеннее равноденствие. Час судьбы

Новый роман талантливого прозаика Витаутаса Бубниса «Осеннее равноденствие» — о современной женщине. «Час судьбы» — многоплановое произведение. В событиях, связанных с крестьянской семьей Йотаутов, — отражение сложной жизни Литвы в период становления Советской власти. «Если у дерева подрубить корни, оно засохнет» — так говорит о необходимости возвращения в отчий дом главный герой романа — художник Саулюс Йотаута. Потому что отчий дом для него — это и родной очаг, и новая Литва.


Войди в каждый дом

Елизар Мальцев — известный советский писатель. Книги его посвящены жизни послевоенной советской деревни. В 1949 году его роману «От всего сердца» была присуждена Государственная премия СССР.В романе «Войди в каждый дом» Е. Мальцев продолжает разработку деревенской темы. В центре произведения современные методы руководства колхозом. Автор поднимает значительные общественно-политические и нравственные проблемы.Роман «Войди в каждый дом» неоднократно переиздавался и получил признание широкого читателя.


Звездный цвет: Повести, рассказы и публицистика

В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.


Тайна Сорни-най

В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.


Один из рассказов про Кожахметова

«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».


Российские фантасмагории

Русская советская проза 20-30-х годов.Москва: Автор, 1992 г.