Водораздел - [120]

Ознакомившись с выпиской, настоятель помрачнел.

— Грабить пришли. Я слышал, что из чека по такому же делу наведывались в Александро-Свирский монастырь.

Лонин ничего не слышал об Александро-Свирском монастыре. Может быть, там действительно был реквизирован хлеб. Но его удивила осведомленность архимандрита. Впрочем, удивительного в этом ничего не было — в монастыре имелся свой радиотелеграф, через который Соловки в зимнее время поддерживали связь с остальным миром.

Внутри у Лонина что-то вскипело, но он, сдерживая себя, продолжал говорить спокойно, взывая к христианским чувствам настоятеля.

— Христос учил, что если ты имеешь хлеб, то поделись им…

— Всевышний, ты слышишь? — Архимандрит устремил взгляд вверх. — Им не стыдно ссылаться на тебя. Прости их, заблудших… — Потом он повернулся к Лонину и посмотрел на него так, как старики глядят на детей. — Сын мой, ты, наверное, забыл, что церковь ныне у нас отделена от государства…

Архимандрит не признавал над собой власти уездного исполкома. Так и не добившись от него ничего, Лонин извинился за беспокойство и ушел. Все произошло так, как он и предполагал. Закис, правда, советовал в случае, если хлеб не удастся получить в качестве христианской благотворительности, взять его силой. Но прибегать к угрозам и насилию Лонину не хотелось. Он решил испытать еще одно средство. Вероятно, и оно не поможет, но надо все же попытаться. Не возвращаться же с пустыми руками. Он собрал на дворе церкви святого Павла часть монахов и трудников, пришедших послушать его из любопытства, и, поднявшись на паперть, рассказал, с какой целью он прибыл в монастырь.

— Да у нас самих-то хлеба всего на месяц! — крикнул какой-то монах с косматой бородой и, что-то ворча под нос, удалился. За ним разошлись и остальные монахи. На дворе осталось лишь несколько молодых трудников.

«Всего на месяц хлеба? Неправда, в кладовых монастыря есть хлеб. Только не хотят давать его «слугам дьявола», — думал Лонин.

— Где ваш келарь живет? — спросил он у хромого трудника.

— Отец Епифан?

— Отец… Епифан? — вздрогнул Лонин.

— Пойдемте, я вам покажу его келью, — сказал трудник.

Длинный темный коридор. По обеим сторонам его низкие узкие двери.

— Здесь, — шепнул трудник и боязливо удалился, оставив Лонина одного.

Когда Лонин вошел в келью, ему показалось, что он попал в мрачную и темную тюремную камеру. За столом сидел длинноволосый старик, делая какие-то записи в толстой бухгалтерской книге. Он сидел спиной к дверям и не сразу заметил вошедшего. Лонин поздоровался. Отец Епифан медленно повернул свою седую голову.

Оба несколько мгновений молчали, напряженно глядя друг на друга.

— Я все знаю, — сказал наконец келарь усталым голосом. — Архимандрит рассказал.

Он не отрывал глаз от лица нежданного гостя… В этом лице, словно в смутном зеркале, проступали до боли знакомые черты. Акулина…

Отец Епифан невольно прикрыл глаза… В одно мгновение в памяти пронеслось, казалось бы, давно забытое… Тихий летний вечер на берегу реки. Утки со своими выводками уже давно попрятались в гнезда, а они с Акулиной все сидят под рябиной… А потом та же река осенью. Слабый лед с треском проваливается под ним… В отчаянии родители пообещали его Христу, если он выживет. Он выжил… для монастыря… А Акулина осталась в положении… Ох! Спросить?

Отец Епифан зашевелил губами, но с них сорвалось сухое:

— Спрашиваете, сколько у нас продовольствия? Муки 2500 пудов, сахару 230…

— В Петрограде народ голодает, — сказал Николай Епифанович, глядя прямо в глаза келарю.

— Обожди-ка, сын мой, — сказал келарь и торопливо вышел.

Николай Епифанович устало опустился на стул. Этот монах так странно смотрел на него… Вспомнилось испуганное лицо матери, умолявшей его не ездить в монастырь. Тяжелый вздох вырвался у Николая Епифановича. Он стал машинально перелистывать книгу, лежавшую на столе. «Житие святого Саввы»…

В коридоре послышались шаги. Лонин очнулся от своих мыслей и закрыл книгу.

— Архимандрит дал согласие, — с довольным видом объявил отец Епифан, войдя в келью.

Лонин, удивившись про себя, что архимандрит так быстро переменил свое решение, поблагодарил его и вышел. Но не успел, он отойти от двери, как в келье словно что-то тяжелое упало на пол. Лонин приоткрыл дверь. Отец Епифан, сгорбившись, стоял на коленях перед иконой. Он плакал.

Лонин тихо закрыл дверь.

В тот же вечер «Чайка», в трюме которой было несколько сот пудов зерна, вышла в обратный путь. На нем уехали из монастыря шесть молодых трудников, в том числе и паренек из Кузаранды.

Через два дня из Сороки в красный Петроград отправился поезд с хлебом. Лонин сопровождал его. В кармане он вез письмо Кемского исполкома, в котором говорилось:

«…Мы, рабочие Кеми и Сороки, посылаем хлеб красному Петрограду, авангарду русской революции, который, страдая от голода, не сдает революционных позиций».

V

— Возлюбим друг друга, ибо любовь от бога. Каждый, кто любит, рожден от бога и познает бога…

Петя Кузовлев и Маша стояли перед алтарем, слушая тихий голос старенького седобородого священника, читавшего что-то из евангелия. Они давно уже хотели повенчаться, много раз говорили об этом, да все не могли собраться. У Пети находились все время какие-то причины. То он говорил, что ему неудобно, мол, товарищи в депо над ним смеются, то у него оказывалась срочная работа. Так изо дня в день венчание все откладывалось. Сегодня утром, когда все было решено, Петя вдруг сказал: