Водораздел - [114]

Возле бывшего уездного земства, в здании которого теперь помещался исполком Кемского Совета, было оживленно и многолюдно. В исполком один за другим входили люди, с таким степенным видом, словно шли на богослужение. В вестибюле толпился народ, судя по всему, съехавшийся с разных концов уезда. Вряд ли во времена земства в этом здании когда-либо собиралось столько людей. Да, публика, заполнившая сейчас здание, совсем не была похожа на прежних представителей от волостей. Кто в поношенной сермяге, кто в повидавшей виды солдатской шинели… Правда, кое-кто по одежде походил на чиновников или зажиточных мужиков, но таких было немного. Женщин Ховатта и Теппана не заметили ни одной. Видимо, как и во времена земства, мужики в волостях по-прежнему считали, что в таких делах от баб никакого толку. Попыхивая цигарками и сбившись в кучи, собравшиеся в исполкоме мужики о чем-то яростно спорили.

— Нет, вы только подумайте, сколько электроэнергии может дать один лишь порог Ужма! — горячо доказывал какой-то интеллигентного вида мужчина.

— Людям есть нечего, а он о строительстве электростанции болтает, ха-ха, — хохотнул его собеседник, по виду чиновник, оглядывая из-под очков собравшихся вокруг них людей, словно ища поддержки. — А известно ли вам, что народ в деревнях питается сосновой корой да соломой?

— Союзники, говоришь? — шел спор в другой группе. — А кто первым нарушил договор? Комиссары, а не союзники…

— С японцами у нас никакого договора не было, а они все равно во Владивосток полезли…

— Не понимаю я вас, большевиков, — рассуждал какой-то бородач. — Говорите одно, а делаете другое. Где оно, ваше братство-то? В писании что сказано?

— А мы и не обещали общего братства, — возражал ему тот, кого он назвал большевиком. — У одного хлеб круглый год не переводится, а у другого ступа, в которой сосновую кору толкут, всегда в углу наготове стоит…

— Обожди, обожди-ка! Другой пример. Вот Ленин сказал, что он того же мнения, что и Христос: войны не нужны. А сам ведь опять декрет издал и мужиков на службу призывает. Опять — окопы, опять кровь проливай…

— Да, война, но против кого — спрашиваю?

Теппана и Ховатта стояли в сторонке и слушали. Никого из споривших они не знали.

— А что здесь будет? — спросил Теппана у мужчины, тоже стоявшего в стороне и не принимавшего участия в споре.

— Съезд, — ответил тот.

Теппана не сразу понял, что за съезд, но потом сообразил, что, видимо, это и есть тот самый уездный съезд Советов, на который они избрали своим делегатом Пульку-Поавилу. Пулька-Поавила, конечно, прийти не мог.

— А как он там поживает? — спросил Ховатта, почему-то усмехнувшись.

Услышав от Теппаны, что Поавила начал строить новую избу, Ховатта подумал про себя, что на Пульку-Поавилу это, действительно, похоже.

— Да, пожалуй, с Александром Алексеевичем нам сегодня поговорить не удастся, — огорченно сказал Теппана.

— Похоже на то, — согласился Ховатта.

Они были правы. На плечах Кремнева, выбранного председателем исполкома, оказалась такая ноша, тяжести которой он сначала не представлял. Ему пришлось отвечать почти за все, порой заниматься такими вопросами, которые раньше ему и в голову не приходили. А вопросы были весьма разные. Как быть с Алышевым? Считать его врагом и приговорить к расстрелу или же считать его просто политически неустойчивым человеком и ограничиться высылкой его из губернии? А как объяснить мужику из Подужемья, просившему дать ему лошадь взамен угнанной белофиннами, что у председателя исполкома нет лошадей и он не может помочь ему. Или история с реквизицией жилого дома у Гавриила Викторовича. Пришлось извиниться перед врачом и вернуть реквизированные по недоразумению комнаты… Работать было трудно еще и потому, что с губернским центром — Архангельском — исполком почти не имел связи. Связь наладится лишь с открытием навигации. А жизнь каждый день ставит все новые вопросы, и решать их приходится так, как подсказывает революционная совесть или посоветуют товарищи. Вот и теперь Кремнев сидел в своем кабинете и совещался с товарищами по партии, как провести свою линию на этом весьма пестром по своему составу съезде. На повестке дня стояли вопросы о признании Совета Народных Комиссаров, о деятельности контрреволюционеров в уезде, об обложении имущих чрезвычайным налогом, об оказании помощи голодающему Петрограду, о комитетах бедноты, об укреплении трудовой дисциплины, об организации артелей на лесозаготовках…

Теппана видел, как Кремнев с Лониным и Закисом спустились со второго этажа и прошли в зал заседаний. Скоро оттуда донесся звон председательского колокольчика, и шум голосов перешел из коридора в зал. С улицы входили опоздавшие делегаты и, переговариваясь на ходу, спешили в зал. Теппана и Ховатта почувствовали себя посторонними. Они остались стоять в опустевшем коридоре. Из зала доносился голос выступающего:

— Трудящееся население города Кеми и Кемского уезда бесконечно благодарно пролетариату Петрограда и Архангельска за помощь, оказанную нам… Без этой помощи нам вряд ли удалось бы отбить нападение бело-финских бандитов. Но Мурманский Совет, как ни странно, не поспешил на помощь, а наоборот…