Водораздел - [106]

— На этом коне можно и без штанов на скачки идти, — сказал он.

Лошади были слабостью Теппаны с детства. У них в хозяйстве всегда была своя лошадь, а разве для мальчишки важно, что она не ахти какая породистая? Когда Теппану взяли на военную службу, он хотел попасть в кавалерию, но не попал, пожалуй, из-за того, что плоховато знал русский язык. Хотя новобранца не спрашивали, в какой род войск он хочет пойти, Теппана все же попытался объяснить: «Кавалер, кавалер…» Но капитан не понял, что Теппана имеет в виду кавалерию. «Вижу, что ты кавалер что надо. Будешь пулеметчиком», — и направил его в пулеметную команду. Так и прослужил Теппана всю войну пулеметчиком, но всякий раз, как только выдавался случай, он вертелся возле коня своего ротного командира, похлопывая его по крупу, или вел долгие беседы о лошадях с денщиком ротного. Уж в чем, в чем, а в лошадях Теппана знал толк. Харьюла тоже немного разбирался в них. Во всяком случае, работая батраком в Куусамо, он узнал, что такое ездить со своей плеткой да на чужой лошади.

Теппана все еще разглядывал лошадь.

— Кобыла, — определил он.

— Ее мамаша тоже, видно, была кобылой, — захохотал Харьюла.

— А вот если бы ты видел, какой конь был у нашего ротного, — стал рассказывать Теппана. — Вот это был конь… Немцы жарят по нему из пулеметов, а он себе бежит и ни одна пуля его догнать не может…

— Да, действительно, это конь, — согласился Харьюла со столь же серьезным, что и у Теппаны, выражением на лице.

Послышался гудок паровоза, и через минуту на станции остановился поезд, прибывший с юга. Поезд был какой-то странный — всего из трех пассажирских вагонов. Выйдя на платформу, Харьюла удивился еще больше, заметив на будке закопченного паровоза знакомые буквы «SR»[3] и услышав, что вышедшие из вагонов люди, судя по одежде — красногвардейцы, говорили между собой на чистейшем финском языке.

— Ребята, куда путь держите? — спросил Харьюла, подойдя к ним.

— На гору Сантавуори, — бросил один из них, взглянув на Харьюлу острыми глазами, и опять повернулся к своим товарищам. — Сейчас я узнаю, долго, ли нам стоять.

И он побежал к зданию вокзала.

— Сантавуори?! — удивился Харьюла.

Он два года учился в «народной школе» и смутно помнил, что в учебнике «Наша страна» говорилось о какой-то горе Сантавуори, возле которой во время Дубинной войны было большое сражение.

— В любой дыре теперь встречаешь финна, — заметил пожилой финн в кожаной кепке, с удивлением рассматривая Харьюлу, заговорившего с ним по-фински.

— А вы, товарищи, какими судьбами здесь? — спросил у Харьюлы и Теппаны мужчина в темно-коричневой гимнастерке из «чертовой кожи».

— Пожалуй, мы все здесь по одному делу, — ответил Харьюла. — А что нового в родных краях?

— Мы сейчас не оттуда, — ответил мужчина в гимнастерке. — Но кое-что можем рассказать… Впрочем, дела там такие, что и рассказывать не хочется.

Харьюла насторожился. В последнее время до него доходили всякие слухи о положении в Финляндии, но что там происходит на самом деле, он не знал.

— Лахтари взяли Выборг…

— Перкеле! — вырвалось у Харьюлы.

— Беженцы рассказывали, что… — продолжал мужчина в гимнастерке, но красногвардеец в кожаной кепке, неодобрительно взглянув на него, прервал:

— Не стоит верить всяким слухам.

Последовало неловкое молчание.

— Нет, кроме шуток, куда вы едете? — спросил снова Харьюла.

— Вастен уже сказал куда, — ответил красногвардеец в кожаной кепке. — На Сантавуори. Так ребята из легиона называют свой лагерь. Подробнее тебе может рассказать Кюллес-Матти. Он там с самого начала. Вон он стоит…

Кожаная кепка показала на немолодого мужчину с длинной жилистой шеей, стоявшего возле одного из вагонов и что-то оживленно рассказывающего собравшимся вокруг него красногвардейцам. Теппана, тоже стоял там и с раскрытым ртом слушал, как Кюллес-Матти рассказывает о совершенном ими походе на границу. Кюллес-Матти с похвалой говорил о своем командире. Имя этого командира показалось Харьюле знакомым. «Неужели это тот самый Ахава?» — подумал он и подошел к Кюллес-Матти.

— А это не тот Ахава, сын известного купца из Куусамо?

— Тот самый, — ответил Кюллес-Матти.

— Перкутти! — Харьюла даже выругался от удивления. — Так я ж его знаю. Я же целый год батраком у них работал. Вот бы здорово повидать Иво через столько лет…

— В чем же дело? Давай поедем с нами, повидаешь своего хозяина, — предложил Кюллес-Матти. — Проезд бесплатный…

То ли Харьюла был еще настолько под хмельком, что забыл о том, что он теперь не вольная птица, а боец Красной Армии, которому за проступок придется отвечать, то ли в нем вдруг проснулся прежний босяк, привыкший скитаться по свету и имевший о личной свободе довольно широкие понятия, но он сразу же принял предложение Кюллес-Матти.

— Поедем, — предложил он Теппане.

Тот отрицательно покачал головой.

— Когда вы думаете вернуться обратно? — спросил Харьюла у кожаной кепки.

Но тут подошел востроглазый начальник поезда и скомандовал:

— По вагонам! Ребята, отправляемся.

Харьюла тоже вскочил на подножку, и поезд тронулся.

III

В пути Харьюла узнал от своих новых товарищей-красногвардейцев, что «старушка» — так они ласково называли старенький паровоз № 27, тащивший их состав, — совершает уже второй рейс на север. Во время первого рейса «старушка» доставила оружие для так называемого Северного легиона, сформированного из красных финнов на севере Карелии. Пулеметы и винтовки, доставленные «старушкой» очень своевременно, сослужили хорошую службу. Если отряду Малма удалось дойти почти до самой Кеми, то направлявшийся к Кандалакше отряд белофиннов под командованием Валлениуса был разгромлен под Алакуртти этим Северным легионом. Хотя 480 белофиннам противостояли всего 110 красных бойцов, белые потерпели сокрушительный разгром. Остатки отряда поспешили убраться восвояси, благо до границы было недалеко.