Водолазия - [6]

Ладно, пришла пора и мне показать им водолазию! Дело в том, что Лобик у нас был, как потом бы его назвали, злостным диссидентом. Учебник Киселева напрочь не признавал. Каждую теорему доказывал по-своему и стократ проще. Я тут же все это применил, к изумлению столичного экзаменатора. Даже победительница четы-рех Всесоюзных конкурсов школьных работ по математике Элла Коганская таких построений не знала. Пока я у доски выпендривался, она сидела надутая и красная, словно я нанес ей личное оскорбление. Во, коза безрогая, пижонетта столичная. Сюда бы еще Фирочку из нашего класса - ты бы от зависти вообще лопнула! А ленинградский наставник этой лауреатихи покорно все себе с доски переписал, а мне влепил пятерку и даже пожал руку двумя руками. И Таня просияла мне из-за своей парты, словно это ее похвалили. Я вылетел из аудитории, обнял по очереди всех своих знакомых, ожидающих входа, а довольно откровенного поздравительного поцелуя Тамары даже не заметил. После таниной-то радости за меня!..

Вышел я из здания на Лоцманскую улицу, потянулся от души и до того мне выпить захотелось!.. Вам, моим преимущественно еврейским читателям этого генетически не понять. Я словно увидел вход в гастроном на углу канала Грибоедова, стеллаж за стойкой, а на нем - еще не пустую стеклотару. Рядом же. И деньги в кармане, а? Сейчас бы бутылочку "Московской" с горла и закусь - хоть рыбной котлеткой из кулинарии, а? Заслужил же? За здоровье Лобика, а? Ноги сами понесли меня было на нужный угол, но тут навстречу - Леша. Посмотрел он мне в глаза, покраснел как рак, затолкал обратно в вестибюль, прижал к стене и говорит: "Пятерка, Дима? Угадал? После трояка по письменной? Я те дам гастроном! Я те еще Таню в трам-вае не простил. Ждать!! Вот тут! Выйдешь на волю только со мной. Понял?" "Так точно, - смеюсь. Понял. Банкет отменяется до самого зачисления в студенты. Вместе с вами, товарищ старшина. До зеленых соплей..."

А Леша уже поздравлял спускающегося по ступеням Дашковского. Тот ослепил нас голливудской улыбкой, удостоил и меня крепким мужским рукопожатием, взмахнул потрясающими ресницами, обволакивая бархатным взглядом. Создала же природа такого красавчика, подумал я. И снова решил, что равна такому совершен-ству только Таня Смирнова. А от этой мысли такая меня тоска взяла, что видение "Московской", как приза за победу, сменилось видом ее же - по другому поводу. Уведет, решил я. Овладеет. Вместо меня... Я двинулся было на вожделенный угол нарушать приказ товарища старшины флота Леши, но тут Даш-ковский заспешил по лестнице вверх, а к нему в объяться со смехом упала Элла Коганская. Он обнял ее за талию и увлек на улицу.

У меня отлегло от сердца. Тем более, что Леша, с твердой четверкой, был уже тут как тут. У него было правило - отвечать без подготовки. Это впечатляет... Увидев направление моего взгляда на элегантную парочку, он восхищенно выдохнул: "Порода! По письменной и по устной - чистые пятерки. Тут у них целая компания вундеркиндов - Дашковский, Коганская, Литовский, Богун." "Жиды, - беззлобно пожал я плечами. - Способная нация. Нам на замену в собственной стране." "Не жиды, а евреи, - строго сказал Леша, неприязненно на меня погладывая. - И не на замену, а нам же в пример... А, Танечка! кинулся он к спускающейся по лестнице красавице. - Как?" "Обе пятерки, сияли голубые глазки и белые зубки то мне, то Леше. - Нам иначе нельзя! Мы не льготники. А тебя, Димочка, вообще считай приняли, если сочинение, английский и физику хоть на трояки сдашь. До сих пор тебя обсуждают. Надо же! Самого Дашковского обставил. Спасибо тебе." "Ах у дуба, ох у ели, насупился я. - Мы им не быдло." "Дима у нас - идейный анти-семит, - как бы между прочим сказал Леша. - Ты с ним поосторожнее." "Чего это вдруг? Мне-то что? - смеялась она. - Я может тоже к евреям неравнодушная."

К одному уж точно, обреченно подумал я. Не сейчас, так потом...

"Я безыдейная, - коснулась она пальчиками моей груди. - Мы же не с целины."

Я это запомнил!

И этого Феликса тоже. Хорош, спору нет. Я не мог даже вспомнить ему равного актера. Мне, не говоря о Леше или там Томке равных полно, а ему и Тане - нет.

И тут же ревность превратилась в ярость. Что такой наш бриллиант он присвоит...

Не обижаешься? Спасибо. И правильно. А то и писать тебе будет нечего. В конце концов, сколько голов, столько умов. И я тебе вот что скажу. В каждом русском от рождения живет антисемит. И при случае самый что ни на есть юдофил эту свою суть так или иначе проявит. Так что Водолазов - не исключение!

* 2. *

1.

Только двадцатого августа я позволил себе выйти в город Ленинград. Разорвал блокаду, этот замкнутый круг: Автово, 36-ой трамвай, Корабелка. С новеньким студбилетом и зачеткой я сел в обратную сторону и вышел на Невский прямо к тому самому Казанскому собору, что занимал пол-неба в мое первое питерское утро. Дал маме в Эмск телеграмму о поступлении. Потом подумал и накатал такую же кап-раз Шуре. Выпить, как ни странно, не хотелось. Я был пьян самим городом. Шагал и шагал вдоль улиц и каналов, пока не оказался перед великой Невой. Тут у меня дух занялся, словно в упор Танечку встретил. Такая же свободная, синеокая, а прямо напротив - золотой шпиль в голубое небо. Я вспомнил, что Таня как-то дала мне номер своего телефона, и поспешил к будке, отыскивая двошку. Ее позвали не сразу. Какой-то козел стал придуриваться, кто, мол, и зачем. Я ему по-русски все объяснил, а потому сразу услышал ее голос.