Водный мир - [63]

Нога ниже колена стала неметь — тогда Керанс открыл небольшую аптечку, которую он заблаговременно упаковал, и промыл рану пенициллиновым раствором, затем наложил плотную повязку. Перед самым рассветом, когда боль сделалась невыносимой, он принял одну таблетку морфина и погрузился в громкий, гулкий сон, в котором великое солнце все расширялось и расширялось, пока не заполнило собой всю Вселенную, и даже сами звезды дергались от каждого из его ударов.

Керанс проснулся на следующее утро в семь, лежа спиной к мачте под ярким солнцем, — аптечка лежала у него на коленях, а нос катамарана уткнулся в листву крупного древовидного папоротника, что рос на краю небольшого островка. В миле оттуда, метрах в двадцати над водой, носился вертолет, поливая пулеметным огнем лежащие внизу острова. Керанс убрал мачту и скользнул дальше под папоротник, дожидаясь, пока вертолет улетит. Массируя ногу, но страшась принимать морфин, он немного подкормился шоколадным батончиком — первым из десяти, которые он успел захватить. К счастью, дотошный дежурный по складу на борту патрульного крейсера получил инструкции предоставлять Керансу свободный доступ к медицинским припасам.

Воздушные налеты возобновлялись каждые полчаса, и однажды вертолет пролетел прямо над головой. Из своего убежища на одном из островков Керанс ясно видел Риггса, чей узкий подбородок выпирал свирепее обычного. Однако пулеметный огонь становился все более спорадическим, и в тот же день после полудня полеты были наконец прерваны.

Часам к пяти Керанс был почти полностью измотан. Полдневная температура в шестьдесят пять градусов высосала из него всю энергию, и он вяло лежал под увлажненным парусом, позволяя горячей воде капать ему на грудь и лицо, моля о более прохладном вечернем воздухе. Водная гладь превратилась в сущий огонь — так что судно как бы висело на облаке дрейфующего пламени. Преследуемый странными видениями, Керанс хоть слабо, но все же греб — одной рукой.

Глава пятнадцатая Солнечный рай

На следующий день, по странной удаче, дождевые облака выдвинулись между Керансом и солнцем, а воздух стал заметно прохладнее — температура упала до тридцати пяти градусов в полдень. Черные массы кучевых облаков, в каких-то полутора сотнях метров от земли, почти затмили солнце — и Керанс ожил достаточно, чтобы запустить подвесной мотор и поднять скорость до десяти миль в час. Кружа среди островов, он неуклонно двигался на юг, следуя за солнцем, что стучало у него в голове. Позднее тем же вечером, когда ливневые шторма наконец обрушились, Керанс почувствовал себя настолько хорошо, что встал одной ногой у мачты, позволяя сплошному потоку воды сбегать по груди и срывать и без того разорванную ткань куртки. Когда первый из ливневых поясов прошел, видимость улучшилась и Керанс смог увидеть южный край моря — линию колоссальных ильных наносов более ста метров в вышину. В спазматическом солнечном свете они сверкали вдоль горизонта подобно полям червонного золота, а за ними высился верхний край джунглей.

В полумиле от берега резервный бак подвесного мотора иссяк. Керанс отвинтил мотор и сбросил его в воду, наблюдая, как он тонет под бурой поверхностью в скудном окаймлении пузырьков. Затем он убрал парус и медленно погреб против ветра. К тому времени, как он добрался до берега, спустились сумерки, и тени стремительно носились по массивным серым склонам. Хромая в этих тенях, Керанс затащил свое судно на берег, затем сел спиной к одному из барабанов. Взирая на безмерное одиночество этого мертвого последнего берега, он вскоре забылся усталым сном.

На следующее утро Керанс разобрал судно и одну за другой переправил секции вверх по громадным, покрытым склизкой грязью склонам, надеясь на продолжение водного пути. Вокруг него громадные берега тянулись на многие мили, а покатые дюны были изрыты каракатицами и наутилусами. Моря дальше не было видно, и Керанс остался наедине с этими немногими безжизненными объектами, подобными фрагментам некого исчезнувшего континуума — одна дюна освобождала дорогу другой, пока Керанс волок пятидесятигаллонные барабаны от гребня к гребню. Небо над головой было тусклым и безоблачным, бесстрастно-голубым, скорее напоминая внутренний потолок какого-то глубокого и необратимого психоза, нежели полную бурь небесную сферу, которую он узнал в предыдущие дни. Временами, бросая одну ношу, Керанс проваливался в полость ложной дюны, обнаруживал, что ковыляет по безмолвному основанию, где твердь растрескивалась на шестиугольные плиты, — будто сновидец, лихорадочно ищущий выход из своего кошмара.

Наконец Керанс бросил свое судно и поковылял дальше с небольшим пакетом припасов, то и дело оглядываясь, пока пятидесятигаллонные барабаны медленно скрывались под поверхностью. Аккуратно избегая зыбучих песков меж дюнами, он двигался к видневшимся на отдалении джунглям, где зеленые шпили гигантских хвощей и древовидных папоротников тянулись на тридцать метров в вышину.

Керанс в очередной раз отдыхал под деревом на опушке, аккуратно чистя свой пистолет. Впереди было слышно, как верещат летучие мыши, ныряя средь темных стволов в бесконечном сумеречном мире подлеска, как рычат и прыгают игуаны. Лодыжка начала болезненно опухать; протяжение поврежденной мышцы распространяло первоначальную инфекцию. Отрезав ветку одного из деревьев, Керанс заковылял во мрак.