Водный мир - [17]

После этого им пришлось бы жить на подножном корму, переключив свое меню на древесный суп и мясо игуаны.

С топливом возникали еще более серьезные проблемы. Запасные баки дизельного топлива содержали немногим более 500 галлонов, которых хватило бы на бесперебойную работу системы охлаждения в течение максимум двух месяцев. Закупорив спальню с гардеробной и перебравшись в гостиную, а также подняв среднюю температуру до тридцати двух градусов, Керанс при удачном стечении обстоятельств мог удвоить срок службы системы охлаждения, однако по мере иссякания запасов надежда на их пополнение оставалась ничтожной. Все запасные баки и тайные припасы в разграбленных зданиях были давным-давно начисто опустошены двигавшимися на север в последние тридцать лет волнами изгнанников для нужд их моторок и шверботов. Бак подвесного мотора катамарана вмещал в себя три галлона, достаточные для маршрута длиной в тридцать миль или для ежедневного курсирования между «Рицем» и лагуной Беатрисы в течение месяца.

По какой-то причине, однако, эта извращенная робинзонада — умышленное выбрасывание себя на необитаемый остров без надежды на поддержку со стороны груженного всем необходимым галеона, разбившегося на соответствующем рифе, — вызывала у Керанса мало беспокойства. Покидая апартаменты, он оставил термостат на обычной двадцатипятиградусной настройке, не задумываясь о лишнем топливе, которое израсходует генератор, и не проявляя желания сделать хотя бы формальную уступку тем угрозам, с которыми ему предстояло столкнуться после отбытия Риггса. Поначалу Керанс считал, что такое поведение отражало скрытую бессознательную убежденность, что здравый смысл в итоге возьмет свое, однако, заведя подвесной мотор и направив катамаран по прохладным маслянистым глубинам к протоке в следующую лагуну, он понял, что подобное безразличие объясняет, почему он решил остаться. Используя символический язык концепции Бодкина, в дальнейшем Керансу предстояло отбросить общепринятые оценки времени в отношении собственных физических потребностей и войти в мир тотального, нейронического времени, где его экзистенцию уже определяли бы массивные интервалы геологической временной шкалы. Здесь наименьшей рабочей единицей считался миллион лет, и проблемы пищи и одежды становились для Керанса столь же неуместны, что и для буддиста, медитирующего в позе лотоса перед пустой рисовой чашкой под защитным пологом миллионоглавой кобры вечности.

Входя в третью лагуну и подняв весло, чтобы отвести в сторону трехметровые побеги гигантского хвоща, чья листва опускалась в самое устье протоки, Керанс без лишних эмоций отметил, что группа солдат под командой сержанта Макреди подняла якоря экспериментальной станции и медленно буксирует ее к базе. Пока разрыв между ними сокращался подобно смыкающемуся в конце пьесы занавесу, Керанс стоял на корме катамарана под промокшим зонтиком листвы — зритель за кулисами, чье участие и пьесе, и без того малое, теперь совсем закончилось.

Не желая привлекать внимания новым запуском подвесного мотора, Керанс при помощи весла протолкнулся на солнечный свет — гигантские листья совсем утопали в зеленоватом студне воды — и медленно погреб по периметру лагуны к многоквартирному дому Беатрисы. Прерывистый рокот вертолета, выполнявшего проверочную посадку, огласил шумом водную гладь, а волны от экспериментальной станции забарабанили по носу катамарана и ворвались в разверстые окна зданий по правую руку, мягко шлепая по внутренним стенкам. У причала мучительно заскрипела моторная яхта Беатрисы. Машинное отделение судна было затоплено, а корма едва-едва держалась над водой под тяжестью двух массивных моторов «крайслер». Рано или поздно, подумал Керанс, один из термальных штормов навеки пришвартует яхту на одной из затопленных улиц метрах в двадцати от поверхности.

Когда он вышел из лифта, патио вокруг плавательного бассейна было пустынно, вчерашние бокалы по-прежнему стояли на подносе между шезлонгов. Солнце уже начало наполнять бассейн, высвечивая на его дне узор из желтых морских коньков и синих трезубцев. Несколько летучих мышей висели в тени водосточного желоба над окном спальни Беатрисы — но стоило Керансу усесться в шезлонг, как они разлетелись подобно вампирическим духам, спасающимся от наступающего дня.

Сквозь жалюзи Керанс заметил, как там тихонько расхаживает Беатриса, и пятью минутами позже она вышла в гостиную. Все одеяние девушки составляло завязанное на груди полотенце. Полускрытая мутным светом в дальнем конце комнаты, она казалась усталой и замкнутой, ограничив приветствие вялым взмахом руки. Затем, облокотившись о стойку бара, Беатриса налила себе выпивку, тупо потаращилась на один из шедевров Дельво и вернулась в спальню.

Когда прошло еще несколько минут, а Беатриса так и не появилась, Керанс отправился ее искать. Стоило ему распахнуть стеклянные двери, как жаркий воздух, накопившийся в гостиной, ударил прямо в лицо, подобно вентиляции, с тесного и людного камбуза. Несколько раз в течение последнего месяца генератор отказывался немедленно откликаться на установку термостата, и температура в помещении была добрых тридцать пять градусов, что, скорее всего, и объясняло тоску и апатию Беатрисы.