Водный мир - [12]

С недавних пор, однако, в характере Хардмена стали преобладать более мрачные элементы. Двумя месяцами ранее он пожаловался Керансу на периодическую бессонницу — и действительно, далеко за полночь, из апартаментов Беатрисы Даль, Керанс часто видел, как лейтенант стоит в лунном свете рядом с вертолетом на крыше базы, оглядывая безмолвную лагуну. В другой раз Хардмен воспользовался приступом малярии, чтобы освободиться от своих обязанностей пилота. В конце концов, круглую неделю ограниченный своей каютой, он стал постепенно удаляться в свой личный мир, просматривая старые дневники и, будто слепец, изучающий шрифт Брайля, водя пальцами по стеклянным коробкам с немногими помещенными туда бабочками и гигантскими мотыльками.

Диагностировать заболевание было несложно. Керанс узнал те же симптомы, что и у себя — ускоренный вход в собственную «зону перехода», — и оставил лейтенанта в покое, попросив Бодкина периодически о нем справляться.

Любопытно, однако, что у Бодкина возникло более серьезное отношение к недугу Хардмена.

Дверь открылась. Керанс тихо вошел в темную комнату и застыл в углу у шахты вентилятора, заметив предостерегающий жест Бодкина. Шторы на окнах были спущены, а кондиционер, к немалому удивлению Керанса, отключен. Воздух, поступавший из вентилятора, всегда был лишь на считанные градусы холоднее атмосферы лагуны, а кондиционер обычно поддерживал в каюте ровно двадцать градусов. Мало того, что Бодкин выключил кондиционер — он к тому же воткнул в розетку для бритья у зеркала над раковиной небольшой электрокамин. Керанс вспомнил, как собирал этот камин в лаборатории на экспериментальной станции, монтируя неровное параболическое зеркало к единственному волоску накала. Всего лишь в пару ватт мощностью, камин, казалось, излучает чудовищное тепло, пылая в маленькой каюте подобно жерлу печи, и через считанные секунды Керанс почувствовал, как пот собирается у него на загривке. Бодкин, сидевший на металлическом прикроватном стульчике спиной к камину, по-прежнему был одет в белую хлопчатобумажную куртку, два широких пятна пота на которой соприкасались у него между лопаток. В мутном красном свете Керанс разглядел, как с лысой головы доктора, будто расплавленный свинец, медленно капает влага.

Хардмен полулежал, тяжело опираясь широченными плечами о спинку кровати, его большие ладони придерживали надетые на голову наушники. Узкое лицо с крупными чертами было направлено на Керанса, но глаза оставались прикованы к электрокамину. Испускаемый параболической чашей диск интенсивно-красного цвета чуть меньше метра в диаметре лежал на стенке каюты, причем голова Хардмена оказывалась в самом его центре — словно в окружении чудовищного пылающего ореола.

Слабый скрип доносился от переносного проигрывателя на полу у ног Бодкина — там крутился единственный восьмисантиметровый диск. Механически генерируемые звукоснимателем, почти неразличимые звуки низкого и медленного барабанного боя дошли было до Керанса, но почти сразу пропали, когда пластинка кончилась, и Бодкин выключил проигрыватель. Он что-то быстро записал в настольном блокноте, затем выдернул из розетки электрокамин и включил прикроватную лампу.

Медленно качая головой, Хардмен стянул с головы наушники и отдал их Бодкину.

— Пустая трата времени, доктор. Эти записи абсурдны. Им можно дать любую интерпретацию — какую хотите. — Он не слишком удобно пристроил свои мощные руки и ноги на узкой койке. Несмотря на жару, совсем немного пота было на лице и голой груди лейтенанта. Он наблюдал за угасающими угольками электрокамина так, словно не хотел, чтобы они совсем исчезли.

Бодкин встал и поставил проигрыватель на стол, обернув его проводом от наушников.

— Возможно, в этом весь смысл, лейтенант. Допустим, это некая разновидность теста Роршаха, только слуховая. Мне кажется, последняя запись была наиболее богата подтекстом — вы не согласны?

Хардмен пожал плечами с нарочитой неопределенностью, явно не желая идти навстречу Бодкину и соглашаться с ним даже в мелочах. Тем не менее Керанс почувствовал, что лейтенант рад был принять участие в эксперименте, используя его в каких-то собственных целях.

— Может быть, — неохотно отозвался Хардмен. — Но, боюсь, она не предлагает конкретного образа.

Бодкин улыбнулся, сознавая о сопротивлении Хардмена, однако в данный момент находя возможность с ним согласиться.

— Не извиняйтесь, лейтенант; поверьте, пока что это был наш самый ценный сеанс. — Он поманил к себе Керанса. — Входите, Роберт. Простите, что так жарко — мы с лейтенантом Хардменом проводили небольшой эксперимент. Когда вернемся на станцию, я вам о нем расскажу. Итак, лейтенант, — тут Бодкин указал на хитрое приспособление на прикроватном столике — судя по всему, два будильника, соединенных крышка к крышке, где грубые отводы от стрелок переплетались подобно лапам сцепившихся пауков, — постарайтесь поддерживать работу этой штуковины, сколько сможете. Это не должно быть слишком сложно. Вам лишь придется перезаводить оба будильника после двенадцатичасового цикла. Они станут будить вас каждые десять минут — время, вполне достаточное для отдыха, прежде чем вы соскользнете с предсознательной отмели в глубокий сон. Если повезет, сновидений больше не будет.