Водный мир - [11]

Три четверти корпуса занимали высокомощные дизели, которые питали энергией пару гребных винтов, а также баки для мазута и авиационного топлива. Мастерские же в связи с последними воздушными разведками были временно переведены в два пустующих помещения на верхней палубе рядом с каютами офицерского состава, чтобы механики могли как можно быстрее обслуживать вертолет.

Когда Керанс вошел, арсенал оказался закрыт, а единственная лампочка горела в стеклянной кабинке технического капрала. Керанс поглазел на массивные деревянные стенды и шкафы, где рядами располагались карабины и автоматы. Стальные стержни, пропущенные через спусковые скобы, не давали вытащить оружие из ячеек, и Керанс лениво провел рукой по тяжелым стволам, сомневаясь, сумеет ли он управиться с любой из этих штуковин, даже если удастся ее стащить. В выдвижном ящичке на экспериментальной станции лежал кольт 45-го калибра и пятьдесят патронов, выданные Керансу тремя годами раньше. Раз в год он оформлял официальный возврат разряженных боеприпасов — в его случае никаких — и обменивал неиспользованные патроны на свежий комплект, однако никогда не пытался выстрелить из пистолета.

По пути назад Керанс осмотрел темно-зеленые ящики с боеприпасами, составленные вдоль стены под шкафами. На всех имелось по два висячих замка. Когда он проходил мимо кабинки, свет из открытой двери упал на пыльные этикетки целого ряда металлических коробок под одним из верстаков.

«Гексоген». Повинуясь внезапному импульсу, Керанс остановился, сунул пальцы сквозь проволочную клетку и, смахнув пыль с этикетки, прочел подробную формулу: «Циклотриметилентринитрамин: скорость газового разряда — 8000 метров в секунду».

Размышляя на предмет возможного использования взрывчатки — к примеру, весьма изобретательно было бы затопить одно из административных зданий в выходной протоке после отбытия Риггса, блокируя таким образом всякую попытку возвращения, — Керанс облокотился о верстак, рассеянно разглядывая латунный компас десяти сантиметров в диаметре, оставленный там для починки. Градуированное кольцо было сорвано и вращалось на все 180 градусов, что подчеркивал специальный меловой крестик.

По-прежнему думая о взрывчатке, а также о возможности стащить детонаторы и бикфордов шнур, Керанс стер четкую меловую отметку, затем взял компас и взвесил его в руке. Выйдя из арсенала и поднимаясь по лестнице, он открыл компас и позволил стрелке плясать туда-сюда. Тут мимо него по нижней палубе прошел матрос, и Керанс быстро сунул компас в карман куртки.

Затем, зримо представив, как он всем своим весом бросается на рукоятки плунжерной коробки, катапультируя Риггса, базу и экспериментальную станцию в соседнюю лагуну, Керанс резко остановился и ухватился за поручень. Мрачно улыбаясь абсурдности фантазии, он задумался, чего ради он себе ее позволил.

Дальше Керанс заметил отвисший от тяжести компаса карман куртки. Некоторое время он вдумчиво на него глядел.

— Берегись, Керанс, — пробормотал он себе под нос. — Ты на двух уровнях живешь.

Пятью минутами позже, войдя в лазарет на средней палубе, Керанс оказался лицом к лицу с проблемами куда более насущными.

Три человека получали амбулаторное лечение от тепловых язв, но главная палата на двенадцать коек пустовала. Керанс кивнул капралу, выдававшему пенициллиновые повязки, и прошел в маленькую одноместную палату по правому борту базы.

Дверь была закрыта, однако, медленно поворачивая ручку, Керанс успел расслышать беспокойное поскрипывание приподнимающейся и опускающейся койки, за которым последовало капризное бормотание пациента и спокойный, но твердый ответ доктора Бодкина. Несколько мгновений последний произносил ровный негромкий монолог, выделенный парой недоуменных возражений и завершившийся отрезком усталой тишины.

Лейтенант Хардмен, старший пилот вертолета (теперь вверенного второму пилоту, сержанту Дейли), был единственным, помимо Риггса, офицером исследовательского отряда, и до последнего времени служил заместителем и главным помощником полковника по административной части. Дюжий и знающий, но несколько флегматичный мужчина лет тридцати, он тихо держался в сторонке от остальных членов отряда. В некотором роде натуралист-любитель, Хардмен записывал собственные наблюдения меняющейся флоры и фауны, применяя при этом разработанную им самим таксономическую систему. В один из редких моментов раскованности лейтенант показал свои записные книжки Керансу, а затем резко ушел в себя, когда Керанс указал на путаницу в классификации.

Первые два года Хардмен служил идеальным буфером между Риггсом и Керансом. Остальная часть отряда равнялась на лейтенанта, и это, на взгляд Керанса, имело свое преимущество. Таким образом в отряде не развивалось того чувства радостной сплоченности, которое мог бы ему привить более экстравертированный помощник командира и которое очень скоро сделало бы жизнь решительно невыносимой. Свободные, фрагментарные отношения на борту базы, где прибывший на замену новичок в течение пяти минут становился полноправным членом команды, причем никого не заботило, находится он там два дня или два года, были по преимуществу отражением нрава Хардмена. Когда он организовывал баскетбольный матч или регату в лагуне, не возникало никакого ажиотажа, а лишь немногословное безразличие к тому, примет в этом кто-то участие или нет.