Водки летчикам не давать! - [44]

Тут, видимо, что-то постучалось в мозги полковника-преподавателя, он резко вскочил сделал пару кругов по классу, схватил действующую модель какого-то редуктора и грохнул на парту перед носом курсанта Рыжкова.

— Что, за передача, здесь используется? — отчеканил он рублёными фразами.

— Червячная, товарищ полковник! — бодро отчеканил Рыжков.

— Где применяется?

— В «жигулях» первой модели, товарищ полковник!

— Давай зачётку — пять!

Гена подал зачётку преподавателю, и подмигнул мне. Когда я вышел отвечать, преподаватель спросил меня сколько ступенек ведут до его кафедры. И я бодро ответил, что тридцать шесть, это я знал наверняка, потому что сегодня с утра от нечего делать шёл и пересчитывал ступеньки. Дальше сдача понеслась со скоростью урагана, Ворошилов, чтобы получить тройку, закидывал комок бумаги в урну с расстояния десяти шагов. Кто-то бегал за хлебом в столовую, преподавателю почему-то захотелось перекусить. Все получали не меньше тройки, весь экзамен сдали минут за двадцать. Последним заходил Степной и получил пятёрку. Преподаватель задал Владимиру очень простой вопрос: принцип работы мультипликатора (это такая маленькая шестеренка, в редукторе, за счёт которой увеличиваются обороты других больших шестерёнок). Вова обрадовался, услышав знакомое слово, и начал рассказывать полковнику, что мультипликатор — это такой человек, который рисует всяческих человечков и при помощи их создаёт анимационное кино, мульты короче.

Преподаватель сполз от смеха под стол, поставил Степному пятёрку, вместо своей росписи нарисовал человечка и долго потом еще бегал по учебному корпусу, оглашая его громовыми раскатами хохота.

Этот случай — еще цветочки, как-то раз товарищ Рыжков решил заколотить какой-то особенный косяк, выпросил у курсанта, отвечающего за комбатовскую канцелярию, ключ, тихонько ночью пробрался, уселся за комбатовский стол и принялся за свою нехитрую работу. Соорудил две чудесных сигареты, довольно потёр руки и хотел отправится найти добровольных помощников, короче предвкушал кайф и даже припрятал в тумбочке ломоть хлеба с маслом, для тайного пожирания под одеялом.

И тут раздался бешенный стук в дверь, комбатовский «канцелярщик» был в истерике, подполковник зашёл в казарму и уже находился в районе тумбочки дневального.

Рыжков пулей вылетел из кабинета и нырнул под одеяло. Комбат засел в кабинете надолго. И тут до Рыжкова дошло… Он забыл свои любовно изготовленные косяки на столе у товарища комбата…

Всю ночь Рыжков, не спал, вместе с комбатовским порученцем они придумывали, кучи отговорок, причин, однако решётка и исключение из училища с позором были из наиболее частых видений, являвшихся им в эту ночь. Дежурный по роте, страшно мандражируя, загонял наряд так, что когда комбат часа в три ночи вышел из своего кабинета, вся казарма блистала. Товарищ комбат похвалил наряд и удалился. Подельщики в «наркобизнесе», ринулись в кабинет, сигарет на столе не было.

— А-а-а-а-а-а, пиздец, — зарыдали они.

— В какие сигареты, забивал? — спросил хлюпая носом комбатовский порученец.

— В «Винстон» красный, — ответил рыдающий Гена.

— Любимые комбатовские, — сказал порученец.

Пацаны повздыхали и пошли досыпать с предчувствием неминуемой кары. Однако на протяжении нескольких дней ничего не происходило абсолютно, а это еще больше изводило и без того расшатанные нервы «наркобаронов». Ситуация прояснилась, через несколько дней. Замковзвод старший сержант Бирюков стоял дежурным по роте и с утра уже готовился лечь отдыхать, когда в расположении появился командир батальона, явно не в духе. Комбат поругал Бирюкова за порядок, приказал всё устранить и закрылся у себя. Дежурный по роте поматерился и стал руководить устранением выявленных недостатков. И тут чуткий его нос уловил приятный сладковатый запах, идущий непонятно откуда.

— С-с-суки-и-и-и-и-и-и-и, — протянул Бирюков, он решил, что наш «парень с Ямайки» and company скрылись с лекций, спрятались где-нибудь в районе туалета-умывальника и потихоньку накуриваются. Однако тщательные поиски результатов не дали. А запах плыл по казарме всё более явственный и устойчивый. Бирюков, проходя мимо комбатовского кабинета, услышал звуки магнитофона и понял!

Запах «чудного» дыма шёл из кабинета товарища комбата!

Не веря себе старший сержант заглянул в замочную скважину и обомлел.

Подполковник сидел в кресле одетый лишь в тельняшку и брюки, закинув ноги в отличных шитых сапогах на стол. Тихонько играл магнитофон, пели «Голубые береты», что-то про Афган. Комбат, как заправский курильщик, держал в руках аккуратный косячок, вдыхал дым, задерживал чуть дыхание и с удовольствием выпускал клубы ароматного дыма, тихонько и с чувством подпевая «беретам».

Потом подполковник резко подскочил, упал на пол, отжался раз двадцать. Подошёл к зеркалу, поругал себя за неопрятный внешний вид. Бирюков, недоумевая, отпрыгнул от скважины и ринулся к тумбочке дневального. Товарищ комбат вышел из кабинета сияющий, в приказном порядке отправил дежурного по роте спать и весело цокая каблуками шитых сапогов удалился, отдавая сам себе команды. Вечером Бирюков рассказал обо всём увиденном Гене Рыжкову. Помозговали и пришли к выводу: раз комбат еще с лейтенантов служил в Афгане да еще в разведке, а там говорят покуривали не только бойцы, то вполне всё возможно. Хотя в данном случае все обошлось благополучно и не имело никаких разрушительных для курсантских судеб последствий, Гена ни хрена не бросил свои пагубные пристрастия.