Вода ниоткуда - [4]

*

Вот и Рождество. Я просыпаюсь, когда Гас уже заканчивает зарядку. Его движения тихи и точны. Я демонстративно крадусь к выходу из спальни. На пороге оглядываюсь: на лице Гаса легчайшая из улыбок.

Вчера вечером сестра недвусмысленно расселила нас по разным комнатам. Я возвращаюсь в закуток, где мне полагалось спать, и готовлюсь составить компанию папе в его ежедневном утреннем моционе. Ужасно. Мы будем трюхать кругами у какого-нибудь крытого рынка, я расспрашивать папу о его жизни, а он — односложно отвечать. На этот раз, по крайней мере, тема для беседы у меня есть. Впрочем, была уже много лет, но сегодня я наконец готов её поднять.

Внизу сестра, и она хочет с нами. Впервые за… Нет, она ещё никогда, никогда не гуляла с папой по утрам.

— Отлично, сестрёнка. — Я берусь за перила. — Сходите сегодня без меня. Увидимся.

Сестра брызжет слюной, но я и ухом не веду. Хочет казаться хорошей девочкой — пойдёт гулять с папой и не посмеет напасть на меня при нём. Расплата придёт позже, но к возвращению сестры мама уже встанет и я с ней поговорю.

Во всяком случае, таков был план «Б». Ритуал утренней прогулки предполагает, что, нагулявшись, папа съедает сандвич и позволяет себе чашечку кофе (две, если считать бесплатную добавку). И только потом — домой. Однако сегодня они возвращаются рано: мама ещё спит. Очевидно, сестра вынудила папу пропустить завтрак.

Услышав лязг гаражной двери, перегибаюсь через перила. Папа недовольно брюзжит. Сестра жизнерадостно щебечет о том, что в кухне можно подзаправиться не хуже и, увлекая папу туда, кидает на меня убийственный взгляд. Будто я виноват в том, что папа на неё зол.

Остаток дня — что крайне нудный баскетбольный матч. Сестра играет в плотной защите, но в рамках правил: никакого физического контакта при свидетелях. Поскольку я пытаюсь улучить минутку наедине с родителями, кто-то из них всегда рядом.

Сестра даже помогает готовить праздничный ужин. Я мну тесто для маминых горячих булочек с начинкой, когда сестрёнка решает, что без неё никак. Мы с мамой готовим еду для больших встреч много лет и отлично сработались. (В один прекрасный день, завязав с песней о том, что когда-нибудь мне будет готовить жена, мама начала учить меня: либо надоело ко мне приставать, либо просто осознала, что я взбиваю тесто куда быстрее.) Надеюсь, сестра не окажет нам медвежью услугу и ужин поспеет вовремя.

Гас изо всех сил изображает приятеля, которому больше некуда было податься на Рождество. Бросал бы он это. Он возится с детьми, общается с моим зятем, даже с моими родителями, но кухню обходит стороной, — очевидно, не хочет, чтобы я в чём-либо прокололся. Но я-то скучаю по разговору с ним. Мы под одной крышей, а мне так его не хватает. Глупо. Несколько метких ударов по утке, и мама отбирает у меня тяжеленный ножище, велит замочить грибы.

Чтобы приготовить ужин, не нужен целый день, но добровольная помощница заваливает вопросами о составе начинки для булочек и о том, сколько кунжутного масла лить в оладьи с луком. Время от времени сестра выходит из кухни, но всегда ненадолго, и я не успеваю набраться духу и признаться. А стоит выйти мне, не проходит минуты, и сестра тут как тут — ей, мол, нужна моя помощь. «Да, я тоже считаю, что повар из тебя никудышный», — успеваю сказать я в присутствии её мужа, а потом её родителей, — на тех языках, которые они понимают, — прежде чем она увлекает меня обратно на кухню. Вода не падает. Эти маленькие удовольствия немного примиряют меня со скукой.

Когда племянницы зовут маму поиграть в конструктор, она решает, что осталось чуть-чуть и мы с сестрой справимся без неё. Сестра протестует, я от всего сердца её поддерживаю, но тщетно. Мы остаёмся наедине друг с другом.

— Ты ведь знаешь, почему Гас не заходит на кухню?

Беззаботный тон сестры не обманывает: нам обоим ясно, что это не простое любопытство.

Я шинкую маринованный редис.

— Разве важно, знаю я или нет? Ты всё равно мне расскажешь.

— Ты в самом деле думаешь его удержать? — Она бросает шпинат в полную масла сковородку. Шпинат мокрый, вода мгновенно вскипает и брызжет во все стороны. — Сегодня он провёл больше времени с Кевином, чем с тобой.

Я уделяю всё внимание работе: не хватает ещё порезаться. В висках стучит. Не знаю, на кого я больше зол — на сестру или на любимого.

— Понятия не имею, о чём ты.

Мы приехали в Америку, когда она была подростком, а я совсем маленьким. Есть хорошая вероятность, что она не уловит сарказма. Вода ниоткуда, однако, ловит, и я остаюсь сухим.

— Кевин красавчик, и возможно…

Эффект был бы сильней, если б сестра не шарахалась от шкварчащего шпината. Она тычет в него лопаткой, как фехтовальщик рапирой.

Кевин не в моём вкусе. Думаю, и не во вкусе Гаса, но кто знает. До меня он встречался со многими мужчинами. Они на него прямо-таки вешаются. В моей голове неразбериха, потом я осознаю, что сестра пока ни в чём Гаса не обвинила. Кевин — убеждённый гетеросексуал, и если Гас за ним приударит (он не станет), она не будет стращать меня его возможной неверностью, а попросту выставит нас за дверь.

— «Возможно» что?

Обычно мне не составляет труда красиво выложить нарезанный редис, но сейчас это безобразная куча желтоватых кружочков.