Вода ниоткуда - [3]

Я думал, он обрадуется сильнее.

— Подожди. — Лёжа на боку, он приобнимает меня одной рукой. — Ты уверен? Если надо, я могу ждать годы.

— Я и так уже долго тяну резину. Сейчас я готов как никогда.

Если Гас поймёт, что я открываюсь семье ради него, он, вероятно, откажется чисто из принципа. Не знаю, смогу ли я признаться родителям, если приеду с ним, но без него уж точно не выйдет.

Всё, что я хочу — лежать в его объятиях, и он это чувствует. Презервативы остаются в ящике. И вот Гас спит, а я прислушиваюсь к тихому ритму его дыхания. У моих родителей один сын. Они скажут что-нибудь вроде «Ты в ответе за продолжение фамилии, поскольку твоя сестра, выйдя замуж, станет частью семьи мужа». Мысль об этом пугала меня даже прежде, чем я открылся самому себе.

*

Мы отряхаем с себя снег: предрождественская метель. Семья собирается в атриуме особняка моей сестры. Под высоким сводчатым потолком хватает места для плавной дуги лестницы и праздничной ёлки, рядом с которой Гас кажется гномом, на изгибе балюстрады. Украшения, блёстки, мишура. Плющ с остролистом. На потолке растянута копия микеланджеловского «Сотворения Адама». Мы во владениях викторианского Рождества. Здесь нет полумер.

Когда семья видит, что мой спутник — мужчина, их разочарование осязаемо. Словно все эти взрослые люди — ровесники моих племянниц, вдруг узнавшие, что Санта-Клауса не существует. Мама спрашивает, не голодны ли мы. Если верить учебникам, это вежливое приветствие, но у мамы слова значат то, что значат. Если скажу ей, что не голоден, она ответит: «(Китайская речь)». (Даже если ты не голоден, тебе надо поесть.) Должно быть, это правда: вода никогда не падает. К счастью, сегодня со мной Гас, и он уводит разговор на другие рельсы, избавляя меня от необходимости обедать дважды.

Я знакомлю Гаса с родителями, сестрой Мишель, её мужем Кевином, их детьми, Тифани и Эмбер, — и, вот сюрприз, родителями Кевина. Когда я организовываю синхронный перевод, меня посещает ужасная мысль. Каждый, кто в комнате, говорит хотя бы на двух языках, но нет языка, на котором говорили бы все. Гас, кроме английского, говорит только на мёртвых языках. Родители Кевина говорят на кантонском и мандарине, но не знают английского. Моим родителям английский не нужен с тех пор, как они вышли на пенсию, — да они и раньше спикали с грехом пополам. Я притащил Гаса в дом, где он и половина людей не поймут друг друга. Хочу побиться головой о перила, но это могут не так понять, и я держусь.

Гас, присев на корточки, заговорил с моими племянницами, и те уже его не боятся, играют с ним. Похоже, все малявки тянутся к внушительным шкафам. Племянницы ведут Гаса в гостиную. Я иду было следом, но набегает сестра и загоняет в свой кабинет.

— Как ты посмел?! — Она захлопывает за собой дверь, и мне приходится напомнить себе, что теперь я здоровей и меня так легко не отдубасишь. — Хочешь угробить маму с папой?!

Ну вот, всё оказалось проще, чем я думал. Мне не придётся ей сообщать, она знает. А ещё я побил свой рекорд. Обычно на то, чтобы её разозлить, уходит целый день. В таком темпе к восходу солнца я буду уже в мотеле, — после того, как она меня выгонит. В каждый свой приезд я бронирую комнату. Сестра страшно обижается, если я не заеду сначала к ней.

— Нет.

В идеале мама и папа примут меня таким, какой я есть. Это возможно.

— Хочу познакомить всех с мужчиной, на котором собираюсь жениться, — продолжаю я.

Не буду загадывать, но пока что на горизонте свадьба, поэтому воздух остаётся сухим. Сестра отвешивает мне пощёчину. Больно. Я дал бы сдачи, но сестра вышвырнет меня, а мне надо ещё открыться родителям.

— Мама с папой всегда смотрят сквозь пальцы на твой эгоизм, не так ли? Вот бы я вытворяла всё, что хочу. — Она стоит в дверном проёме. — И кому какое дело, что ты позоришь родителей перед (Китайская речь) и (Китайская речь)?

Сестра говорит вопросами. Вопросы и скользкие слова — и никакой тебе воды, что падает ниоткуда. Все эти нехитрые уловки донельзя очевидны.

— Я не знал, что будут родители твоего мужа.

Я не позорю маму и папу. По крайней мере, не в этот раз.

— Твоя задача, (Китайская речь) (моё полное имя на китайском, включая фамилию: сестра в ярости) — подарить нашим родителям внука.

Мы оба это знаем. Влаги в воздухе нет, и сестра раздувается от удовольствия.

— Не думаю, что смогу родить сам.

Зря я это сказал.

Вторая пощёчина. Щека ещё горит после первой.

— Любишь маму с папой — порви с этой горой мяса. Женись на китаянке. Вставь в неё член и зачни родителям внука. Сделай их счастливыми.

Она делает шаг к выходу, но тут же резко разворачивается. Она ещё не запретила мне рассказывать маме с папой.

— И ты не признаешься маме и папе.

Теперь всё. Она выходит.

Воды нет. Сестра будет на страже. Она не оставит меня с родителями наедине.

Закрываю глаза и вспоминаю, почему решил открыться. Точно. Гас. Он без устали убеждает, что я не обязан говорить родителям: он поймёт. Оттого-то я и хочу осуществить его тайную, в глубине души лелеемую мечту. Десять лет назад было бы легче, а сейчас легче, чем будет через десять лет. Разве что играть в молчанку, дожидаясь, когда все умрут. Весёленькая перспектива.