Во всём виноват Гоголь - [51]

И чудными трелями ответили ему на это соловьи из сумрачной кроны древа городской власти! Золотые голоса из кущей этого древа на увещевания мэра орудовать решительно против непопулярного в городе Чичикова, а землю рыть в его пользу, как действующей личности, поначалу как на него, так и на Чичикова лично, даже плевать не захотели. Сообщили мэру в мутный экран лишь то мнение, что у них всё и так путём и поклялись победить. По их представлению, все они абсолютно неустанно занимались делом замещения своего мэра тем же и давно уже полюбившимся им мэром. Вместе с маститыми политтехнологами, прибывшими в город за длинным рублём из госбюджетного учреждения при госдепе одной из наименее южных и наиболее демократических республик, они уверенно высекали будущее. Да и могли ли здесь быть какие-то опасения, твердили они, если электорат из этой республики в городе NN существовал, что называется, под каждым кустом и даже ландшафтным дизайном с мётлами он занимался практически в каждом дворе и подъезде? То есть всё складывалось чудненько.

Но отдельные прочие депутаты, внезапно кинувшиеся в оппозицию, в день той видеоконференции мэра чего-то вдруг решили «отличиться» и, как вы видите, сделали это в кавычках. Они повылазили вдруг изо всех щелей, хотя на служение к избирателям ходили не часто, а затем на свою же и особенно на мэрскую голову неимоверную бучу устроили и подкузьмили всем. Заявили они, что они, то есть, извините, депутаты, всегда точно знают итоги любых, так сказать, наползающих, и простите за такое слово, выборов. И знают они их независимо от того, какой бы буйной ни была из себя системная оппозиция и что бы она там в штабах себе ни проповедовала. Депутаты вдруг постановили, что при такой власти, как сейчас, городскому округу уже даже и бессистемная оппозиция не нужна, а при таком, как теперь, состоянии дел в городе мэр и вообще не нужен и вреден и потребовали заменить его пока что хотя бы сити-менеджером. А граждане давно уже и так знали, что от мэра одна лишь головная боль происходит и что скоро тот их вместе с дружески настраиваемыми к ним французами до добра не доведёт. Поэтому они легко подписали своё приветствие грядущему сити-менеджеру города от каждого двора, и дома, и города, и района в газету «Чистая правда», чем и выразили своё согласие со всей революцией депутатов сразу.

Но газета неожиданно для многих отказалась печатать извещение про это. Тогда ошеломлённые депутаты все вместе написали всем сразу свой недоумённый депутатский запрос, а первый экземпляр прямо в телевизоре огласили. Но и это им не помогло, потому что было уже поздно. Наутро из этой же газеты всем стало предельно ясным, что кандидатом в мэры города под номером один ещё вчера уже утвердился Афанасий Петрович Бронькин. И что сто сорок шесть его доверенных лиц уже мечутся по городу с биографией его славы, а остальная регистрация кандидатов с большими проволочками, словно аптечная резина, неуклюже тянется дальше. Затем промелькнуло предание, что в пользу сына Афанасия высказался сам батюшка, благословив свой актив на сбор нотариально заверенных подписей в поддержку его мирских забот и трудов, и что все нотариусы закипевшей у них работе обрадовались неимоверно. Что Бронькин уже успел-таки где-то повстречаться с партийно-хозяйственным активом и рассказать ему о том, какое удивительно светлое и сытое будущее ожидает его как гражданина и город тоже. И что после его вступления в права вместо дождя не только на него, но и на них хлынут неостановимые инвестиции. Правда, о том, кто входил в компанию партийно-хозяйственного актива при встрече с Бронькиным, в газете ничего не сообщали, но написали, что «Чистая правда» теперь уже не является городским органом печати. Она уже битый час как принадлежит чёрт знает какому ООО, но по делам бензина и моторных масел, и печатать теперь будет только то, что ей самой вздумается или на что её Бронькин незримо нацелит.

В этом деле, точно подумали горожане, и думать не стоит, что Бронькин мог бы обойтись без чужого ума из центра, если не внутри, то хотя бы сбоку их просветляющегося общества. А кто-то из людей даже выявил в одном магазинчике человека с типичными для самого Чичикова повадками. Это был весьма вежливый с виду человек. Не то чтобы высокий человек, но и не низкий. Мужчина — в длинном кашемировом пальто нараспашку цвета увядающей астильбы. Кремовой астильбы. И подписывал этот дядя у Афони на прилавке ворох гарантийных писем с печатями на оплату утреннего кофею, вечернего чаю и сухарей для тружеников Бронькиного штаба. И подсовывал он эти бумаги к подписи, как показалось людям, уже крепко держа на себе всё производство штаба и тыла, потому что уверенно указывал, где и сколько раз Бронькину поставить свою подпись, а где — сумму.

«Город был решительно взбунтован; всё пришло в брожение, и хоть бы кто-нибудь мог что-либо понять». Первое, что никому спать не давало, так если это и есть Чичиков, то почему это он спутался с Бронькиным, хотя здесь и без Бронькина полно таких высокочтимых особ, что даже и кандидату № 1 не чета будут? Что Бронькин, хоть и начитанный малый, но в клубе олигархов не состоит. Что дружбу он водит лишь с отставным попом Гармошкиным и до ненависти любит одну Елизавету, хотя цапается с ней как собака с кошкой так, что и по чужим бабам некогда волочиться. Что Елизавета давно на ножах с Мудрецовым. Что Мудрецов на почве своего сивушного цеха давно на дружеской ноге с городской администрацией. Что там теперь у него не всё гладко, зато временно. Но в случае чего не так и станет постоянно, то интересно: что же они тогда будут делать дальше? И последнее: почему же это Бронькин так долго сидел у Лысого Пимена? Ведь дядя Пимен, по слухам, когда-то и сам сидел? Но ни разу не сидел Пимен, ни в одном почётном президиуме? Он вообще из своего ресторана ни разу не вылезал даже за нефильтрованным пивом или какой-нибудь воблой?