Во все уши. Про многозадачный орган, благодаря которому мы слышим, сохраняем рассудок и держим равновесие - [29]

Андреас одобрительно кивает:

– Хорошая идея. В этом есть смысл. В твоей семье, кроме тебя, есть и другие случаи нарушения слуха, верно?

– Да, мои отец и брат с сестрой тоже носят слуховые аппараты. Мне известно, насколько они улучшают качество жизни, и я хотел бы поделиться своими знаниями с другими. Это касается чертовски огромного количества людей, независимо от того, знают они об этом или нет.

– О, да, – подтверждает Андреас. – Поэтому моя фирма также занимается исследованиями в области нарушений слуха. Но скажи-ка, наверное, нужно долго учиться, чтобы получить эту профессию?

Я киваю:

– К сожалению, да. Три года. Зато в нашей стране обучение на сурдоакустика одно из лучших по сравнению с другими странами. Ты работаешь слухопротезистом и два раза в год в течение месяца проходишь обучение в профессиональной школе в Любеке. Это всего в 45 минутах езды от Гамбурга, для меня не составит труда добираться на поезде.

Андреас отхлебывает пиво и после секундной паузы произносит:

– Некоторым людям нашего возраста это может показаться долгим сроком. К тому же у тебя уже есть высшее образование, да и диплом о профессиональном образовании тоже лежит в кармане. Разве ты не можешь вернуться к написанию PR-текстов – своей предыдущей работе, которую выполнял до того, как стал профессиональным музыкантом?

– Теоретически да, но на рынке труда очень высокая конкуренция. За последние 12 лет я занимался продвижением практически только собственной музыки и книг. Если выйти из этого бизнеса на такой длительный срок, получить должность будет трудно. С работой сурдоакустика ситуация обстоит иначе, потому что к ним постоянно обращаются хорошие люди. Возможно, впоследствии мне удастся объединить оба вида деятельности и, например, заняться связями с общественностью в области слухопротезирования или чем-то подобным.

– Сколько ты сможешь зарабатывать, пока будешь получать образование? – интересуется Андреас.

– В этом и заключается основная загвоздка. В первый год я, похоже, буду получать на руки 350 евро в месяц. Это далеко не та сумма, на которую можно прожить.

– И как ты собираешься выкручиваться в финансовом плане?

– Я рассчитываю, что моя вынужденная переквалификация по болезни будет финансироваться из пенсионной страховки. Я больше не могу работать диджеем или музыкантом, что явно проистекает из моего диагноза. Они будут заинтересованы в том, чтобы я получил надежную профессию и продолжил делать взносы в пенсионный фонд. Я преподнесу им договор о профессиональном обучении на блюдечке, так что им останется согласиться и ни о чем не беспокоиться.

– Ты уже подал заявку?

– На следующей неделе я начинаю трехдневную практику у сурдоакустика, чтобы все для себя прояснить. Если понравится, я пройду вступительный тест. До тех пор я буду жить на накопленные средства.

– Ничего не скажешь, ты основательно подошел к делу. Похоже на хороший план, – Андреас поднимает свою бутылку пива. – За твое обучение!

Мы чокаемся с высоким, чистым звоном. Если бы слуховой аппарат в моем левом ухе был настроен неправильно, звук, наверное, причинил бы боль. Но господин Шумахер, сурдоакустик, подгонявший его под меня, все сделал правильно.

Смеющиеся крысы в темном подвале

После трапезы мы с женой Андреаса сидим и предаемся воспоминаниям. Двое младших детей, сыновья, играют в саду. Обе девочки предпочитают заниматься серфингом по интернету на диване в гостиной. Андреас и Хайке тоже знакомы еще со студенческих лет, поэтому у нас много общих воспоминаний об университетском городке Марбург. Вот только они проводили большую часть времени в университетской клинике в горах, получая медицинское образование. Я же, напротив, наслаждался куда более приятной жизнью студента-гуманитария внизу, в долине. В те времена появился следующий анекдот. Студентам юридического, литературного и медицинского факультетов задали выучить наизусть телефонный справочник города. Студент юридического факультета отвечает: «Это нарушает действующее трудовое законодательство». Студент литературного говорит: «Это нарушает свободу печати». Студент медицинского факультета спрашивает: «Какой срок?».

Поскольку Андреас изучал еще и психологию, у него почти не оставалось свободного времени. Тем не менее для нашей дружбы это было преимуществом, поскольку факультет психологии размещался в бывших казармах XIX века в нескольких минутах ходьбы от моей студенческой квартирки в историческом центре города. Тогда Андреас как раз принимал участие в научном эксперименте, и я рассказываю о своем первом визите туда: «Стоял запах старых книг и моющих средств. В поисках Андреаса меня отправили в подвальные катакомбы. Уже на лестнице царила кромешная тьма: оконные проемы были засыпаны песком из хозяйственного магазина. Там, куда я спустился, был лишь тусклый красный свет. Я бы нисколько не удивился, если бы за ближайшим углом наткнулся на подпольный стриптиз-клуб или угодил в лапы самого Франкенштейна».

Хайке поворачивается к Андреасу:

– Зачем вы засыпали оконные проемы?

– По двум причинам. Во-первых, нужно было исключить доступ солнечного света, потому что мы изменили суточный ритм у подопытных животных. Крысы активны ночью, и ни у кого из нас не было желания из-за этого ставить свою жизнь с ног на голову, разве что у профессоров. Красный свет не мешал животным, а мы могли проводить все тесты. Во-вторых, песок заглушал звуки, ведь для наших экспериментов требовалась абсолютная тишина.