Во все имперские. Том 3 - [14]

Я резко отвернулся от Пушкина и осмотрел товарищей, стараясь каждого продавить и просканировать взглядом.

Это у меня всегда получалось неплохо. Случаев, чтобы под моим взглядом кто-то буквально обосрался пока что, к сожалению, не было. Но вот ссались под ним точно, по крайней мере, однажды. Еще в прошлой моей жизни.

С принцессой и Шамановым никаких проблем естественно не было, эти двое мне доверяли и без проверок. Телохранитель принцессы Громовищин верил мне, потому что верила принцесса.

Корень-Зрищин всё еще был слишком подавлен и напуган, чтобы выносить решения. Это паршиво. Для него, конечно. Этот парень без моей помощи долго не протянет, явно не умеет действовать на стрессе и держать удар.

Головина коротко кивнула мне, когда наши глаза встретились. Она мне верила, ведь она лично видела мои воспоминания. И баронесса свою силу знает, она понимает, что я не мог её обмануть.

Чумновская как всегда перепугана. Я вообще сомневался, что она сознает, что происходит. Наверняка опять размышляет о вездесущих микробах.

А вот с эфиопом и Пушкиным проблемы.

Эти мне всё равно не доверяют. Но проблема не во мне, они в принципе никому не доверяют. Один просто типичный барчук, живший при дворе эфиопского Императора и привычный к интригами и обману. А другой наоборот побитый жизнью нищеброд.

Это следует учесть, и при первой же возможности поправить. Вот с этими двоими еще предстоит поработать, да.

— Да мы верим, что ты не сука, — тем временем не слишком искренне сообщил эфиоп, — Но теперь меня другое напрягает. Если у тебя есть крыша от Охранки — то какого тогда хрена тебя там пытали? Не слишком логично.

— Ты что ли новости не читаешь? — осадил я негра, — Хотя да. В новостях тут наверное такое не пишут. В общем, плохие новости. Или наоборот хорошие, это уже как посмотреть. Пыталова мертва. Её убили. На следующий же день после того, как она меня курочила. Улавливаешь?

Эфиоп ничего на это не ответил, Пушкин то ли ахнул, то ли выругался.

А потом повисло молчание. Долгое и тягучее.

Ну в принципе всё. Теперь меня уважали и боялись, и я даже не знаю, какое чувство преобладало.

— Князь, вы еще вчера были сыном канцлера, — обратился я к Корень-Зрищину, — Подтвердите, пожалуйста, эту информацию.

— А? — у Корень-Зрищина был такой вид, как будто его только что разбудили.

— Я говорю, Пыталову порешали?

— Да, она мертва, — торопливо ответил бывший сын канцлера, — Мне дядя сказал.

Собственно, от князя я и получил час назад информацию о смерти Пыталовой.

И я сильно сомневался, что старушку отправили на тот свет из-за того, что она меня немного помучила. Но моим товарищам по ложе я докладывать об этих сомнениях, разумеется, не собирался. Пусть думают, что я устраняю шефов Охранки. Оно и к лучшему.

— Кто вы, собственно, такой, Нагибин? — спросил эфиоп.

— Если узнаешь — или сойдёшь с ума от ужаса, или вероятнее тебя просто устранят, — пожал я плечами, — Так что забей, Иясу. Предположим, что я просто студент Лицея. Такой же, как ты.

— Ага, скорее такой же, как те китайские триады, которые зарубили Чудовище, — не согласился эфиоп, — Те тоже студентами притворялись.

— Ну, в том, что я не китаец можешь быть уверен, — сказал я, — А об остальном тебе и знать незачем, как я уже пояснил. Давайте лучше дальше искать сук.

— Да о чем вы говорите, Нагибин? — брови баронессы Головиной стремительно и привычно изогнулись.

Ей бы училкой работать, или следаком, или продавщицей. Людей, которые бы хмурились чаще Головиной, мне еще встречать не приходилось, ни в одной из своих жизней.

— Я о суках, — раскрыл я мысль, — О стукачах. Дело в том, что среди нас и правда есть стукач. Как я уже говорил, некто сдал нас всех с потрохами Огневичу. После чего Огневич перевозбудился от жадности, сначала перекопал весь садик за Галереей, а потом устроил тотальный шмон и допросы. К счастью, нам повезло. Корону и кулоны Огневич так и не нашёл. Зато их нашёл князь Глубина…

— Глубина? Он-то тут каким боком? — разволновался Пушкин, осознав что я подхожу к самой интересной части рассказа.

— Князь Глубина подслушал разговор Огневича со стукачом, — объяснил я, — После чего схватил лопату и бросился в тот же садик, где мы прикопали лут с Чудовища. Глубина оказался там еще раньше Огневича. Но Огневич его вспугнул. Потом мы с Шамановым вырубили Огневича…

— Что вы сделали? — заорал не своим голосом Пушкин, — А корона? Где она, Нагибин?

Я внимательно посмотрел на потомка поэта.

— Слушай, Пушкин, я тебе честно скажу. Как есть. Люди с твоим уровнем жадности, как правило, долго не живут. Не в деньгах счастье. Поверь мне друг. А корона у меня. Не с собой, естественно.

Последнюю фразу я сказал как раз вовремя, потому что Пушкин уже странно дернулся в мою сторону.

Я вроде бы даже увидел проблески его черной, как ночь, ауры. То есть этот парень реально на мгновение решил, что может броситься на меня и обшмонать на предмет наличия короны. И это притом, что минуту назад он убедился, что по моему приказу убивают шефов Охранок.

Не, тут реально несовместимый с жизнью уровень жажды денег.

— Корону мы с Шамановым спасли, — пояснил я, — Мы рисковали жизнью, чтобы спасти её от Глубины. Пока вы все дрыхли в теплых кроватках, между прочим.