Во времена Николая III - [59]

– Безусловно, вы создали себя,– подытожил шеф.– Я давно наблюдаю за вами. Впрочем, я тоже создал себя сам и стал тем, кем я есть. Наибольших успехов я бы добился, избрав профессию военного или физика. В этих кругах наша фамилия достаточно хорошо известна, но мне, сыну врага народа, следовало найти нишу, которая мало кого заинтересовала бы из компетентных органов, такую, что даже если бы кто вспомнил обо мне, то махнул бы рукой: подумаешь, занимается чепухой, ну и пусть себе копошится.   После расстрела отца нам с мамой пришлось туго. На определённом этапе жизни, на семейном совете мы с мамой решили, что больше не станем обращать внимание на носимую одежду, а  начнем думать только о продуктах. С тех пор в моей одежде появилась неряшливость. Смириться с имеющимися привычками маме оказалось сложнее. Она по-прежнему, несмотря на отсутствие новых нарядов, в отличие от меня, продолжала следить за собой. Сидя за туалетным столиком, стоявшим у кровати, она подолгу всматривалась в зеркало, пытаясь вглядеться в прошлое. Когда и её не стало, я потерял единственного советчика и окончательно сформировался как личность со своими взглядами и убеждениями. В последние годы она часто болела и практически не выходила из дома,– Сёма повернул голову к задрапированному проёму, ведущему во вторую комнату,– находясь в смежной комнате с одним окном. Там  всё так же стоит бельевой шкаф, широкая кровать. Вообще, ничего интересного, кроме запылённых хрустальных безделушек, лежащих под зеркалом на туалетном столике у кровати, которыми никто не пользуется последние двадцать лет и которые представляют интерес лишь для кинозвёзд «Мосфильма», неудачно пытающихся играть княгинь. После её смерти я переместился в комнату, в которой она спала. Комната, в которой мы сидим, превратилась в рабочий кабинет и одновременно в гостиную. Тахта, на которой я спал, является спальным местом для остающихся на ночь гостей, и одновременно служит дополнительным посадочным мест во время праздничных обедов. Стол, за которым мы сидим, при большей компании отодвигается от тахты. С детства я привык к другим условиям. Родился я явно не для того, чтобы чистить горшки и воевать с соседом по коммунальной квартире. Я вам покажу интересный документ.

    Сёма встал и шагнул вправо к секретеру, стоящему в двух шагах, вытащил кожаную папку, которую, сев на место, раскрыл и положил на колени. Перевернув несколько страниц,  положил свидетельство о рождении на стол так, чтобы было видно гербовую бумагу, и начал самозабвенно, как нечто дорогое, с мягкими интонациями в голосе, рассказывать об обряде крещения, перечисляя имена знатных особ, присутствовавших на церемонии. Михаил оценил важность крёстных, именуемых генерал-губернаторами  Петербурга и Москвы с их жёнами, взявших на себя обязанность опекать юное чадо. Михаил взял в руки свидетельство о рождении и попросил повторить названные фамилии. Ошибки не было. Фамилия сына бывшего генерал-губернатора Москвы, а ныне известного учёного, принимающего участие в спасении расположенного в долине многотысячного города от затопления,  оказалась ему знакомой. Шеф подтвердил правильность предположения и добавил, что его с этим человеком связывают дружеские узы.   Сема подхватил, собиравшуюся было, выпасть фотографию молодой женщины в белоснежном  медицинском халате с кокошником на голове и близко поднёс пожелтевшее фото к своему лицу, будто собираясь на него молиться, после чего медленно положил на стол.

– На фотографии изображена моя мама,– пояснил он,– бывшая в годы первой мировой войны сестрой милосердия. Эта фотография стояла на столе её отца, решавшего в годы первой мировой войны, висящую на волоске, судьбу Котовского. Думая о завете Петра Первого, что славу и богатство отечества следует беречь и множить, и, смотря на дочь,  он послал Котовского в окопы, но тот покинул фронт, поскольку имел, на этот счёт, иные интересы.

– В сравнении с  предметами, изображёнными  на фотографии, ваша мама небольшого роста,– предположил Михаил.

– В отличие от двухметрового мужа, это безусловный факт. Невысокий рост она унаследовала по генетической ветви от своего отца.

– У вас имеются братья?

– Один. По древней традиции, одного из членов семьи направляли в  священнослужители. По своим наклонностям,  к этой миссии более всего подходил мой брат. Сейчас он является настоятелем маленькой церквушки в Париже. Покинув Россию в двадцатые годы, он считался пропавшим без вести.

    Пока шеф говорил, Михаил невзначай взглянул на открывшийся лист, лежавший  сверху, в раскрытой папке. Внимание привлекли две жирные чёрные линии высотой с большую печатную букву. В свидетельстве о смерти отца Сёмы в строках, следующих друг за другом, отведённых для записи места смерти и дате смерти, стояли жирные черные полосы. Сёма  хотел убрать злополучный лист, засунув его между документами папки, но передумал, положил на стол, закрыв им свидетельство о рождении. Михаил медленно прочёл содержимое.

– Я никогда не видел ничего подобного,– сказал Михаил, указывая на свидетельство о смерти отца Семы.– Трудно представить, что такое возможно. Я равнодушен к тому, в каком городе умру, где похоронят и где развеют прах, но я содрогаюсь, когда вижу подобный документ.