Во власти речных ведьм - [58]

– Главное, чтобы никто не помешал. Варька стоит на посту вместо часового. Чужие выбросы эмоций или помутнение рассудка нам ни к чему. Нельзя отвлекаться. Недопустимо сфальшивить.

Жаль, с рифмой у меня туго. Сама Ессея не захотела отчитывать, хотя и умеет. Открестилась, мол, не сильна в вере речной и здоровье не позволяет. Как же чудно все, что я собираюсь сделать! Времени на более тщательную подготовку нет, оно буквально утекает сквозь пальцы.

Пошла настройка инструментов. Катюша бренчала, шумела, хрустела, пытаясь подтягивать еще и голосом. И вот…

– Мои слова скользят песком в речных часах. Проникнуть я хочу за жизни грань. «Грань-грань-грань», – звонко подтвердили медные монеты в целлофановом пакете.

– Пусть эхо слов таит ответ, С чего начнется жизни свет?

В речных часах течет твоя и жизнь, и смерть, – «е-е-е-сте-ре-э-э-ть», – взвыла, распрямляясь пружина из гамака.

Я в смерти тень войду, – «ду-ду», – гуданул детский свисток.

Спасу сестру свою, – «ою-ою-ою», – заныла гибкая пила в Катиных руках.

«Жиз-ть-жизть-шисть», – проехалась чем-то по стиральной доске. «Смерт-шмерт-шмерт», – шуршал китайский веер. Катя, обвешанная колокольчиками, начала раскачиваться в каком-то дерганом танце. Они звенели на разные лады. Одни остро, металлически пронзительно, другие – глиняные – глухо и надтреснуто. Деревянные – строго и колко. Где она такие нашла? Их разномастные гроздья увесили ее шею, руки. Шум и звон вплетались в слова, которые сестренка начала произносить растянуто с остановками.

– Семь раз пойдем по кругу мы с тобой, – «бой», – подтвердил степлер, вгрызшись в бумагу.

Моя душа с твоей душой, – «шой-шой-шой», – шлепал веник, подвешенный между стульями.

И тут произошло нечто неожиданное. Катя стала повторять по кругу эти две фразы. При этом она раскачивалась, руками словно разгребая тяжелые волны. Она находилась в странном трансе до тех пор, пока не начала произносить горловые звуки. Они были похожи на пение голосом и отрывки слов. Вначале неуверенно, но потом ее голос все больше набирал силу. И вдруг он задвоился. Ему завторил высокий, нежный и мелодичный «ангел». Казалось, он пел какой-то припев к тому, что делала Катя.

Мне показалось, или действительно звуки стали отражаться от стен и кружить по комнате. Они перемешивались, в них вплетались слова, произнесенные еще раньше. Кругом забубнило, зашамкало, захрипело, по-дурному завыло, воспроизведя новые строчки песни:

– Сколь-зим пес-ком по кругу-гу-гу, – множилось эхо.

Семь раз, – «я-з-з», «я-з-з», – подыграла эху сестренка ручкой по расческе.

Могла твоя душа с моей душой, – «шой», «шой», – подшлепал веник.

Прожить в речных часах…, – «а-а-ах», «а-а-ах», – подтянула голосом Катя.

Но жизни грань таит другой ответ.

Тебе от-ве-тит а-а-га-ши с-мер-ть, – с шумом попадали безделушки с полок, ударяясь и ломаясь об пол.

Попробуй круг соединить, – «пить-пить», – кто-то застонал рядом, а потом забулькал.

Но возврата нет.

Покоя не вернуть, – «у-у-у-у-у», – завыл ветер, неожиданно появившийся в комнате, и толкнул Катюшу, поиздевавшись, «ть-тыть».

Она ведь будет мечена рукой,

Беги-беги-беги! – закричал другой голос.

Тебе не справиться с ее судьбой…, – «бой-бой-бой», – начали заполошно, совсем не вовремя бить настенные часы.

Катя вздрогнула, растерялась. Она никак не ожидала такого поворота. Этого не должно было быть, я поняла. Что означали туманные пугающие слова эха?! Заминка не прошла бесследно. Звуки, мятущиеся вокруг, стали биться, как скользкое стекло. Эта острая какофония пробивала даже меня.

Катюша опомнилась, зажала уши рукой и громкой скороговоркой продолжила:

– Хочу услышать только твой, сестра, ответ.

И пламя древнего костра откроет им просвет,

Явив мне облик твой.

Хочу соединить свою судьбу с твоей, сестра, судьбой.

Да будет так!

Речной песок, неси мое желание с собой.

Пускай в стремнину,

Дорогу жизни нам двоим открой.

Штуковина с зажженным фитилем брошена на металлический поддон. Огонь начал жадно лизать сразу несколько круглых таблеток. Они вспыхнули. Сухой спирт? Яркое пламя обдало жаркой волной. Мне стало менее зябко. Расслабляющее тепло! В его неге я все-таки заметила, что свет из окна, как дым, заструился, закручиваясь вокруг импровизированного костра. Он льнул к нему. Вытягивал язычки. Нежно поднимал их все выше и выше. Солнечный свет перемешивался с огнем. В центре комнаты запрыгали солнечные зайчики, а ее углы наполнились смутными тенями. Непростыми – шумными и подвижными!

– Через проклятие твое

Пусть руки нас соединят,

– «руки нас семь раз», – словно выбивая слова, бренчали деревянные ложки.

Ты волею своей

Скользи с речным песком ко мне.

«Ды-ды на-до мне?» – взорвалась зажигалка в огне с вопросительно-окончательной интонацией.

Катино лицо побледнело, застыло, но не только от взрыва. Над ее протянутой в мою сторону рукой нависла черная тень в виде сгорбленной женщины. Почудилось, что даже губы зашевелились на этом грубом размытом лице. «Сме-р-ть-ть», – затрещал огонь. «Шт-рас-сть», – неожиданно лопнула веревка между стульями.

Катюша зажмурила глаза, но продолжала отчаянно отчитывать:

– Пусть, как мираж, всплывешь ты вновь, – шуршал, помогая сестренке веер.