Во власти любви - [16]

– Я не стану этого делать, – спокойно ответил Мэтью, вспомнив званый обед в доме родителей. – Я только смущаю людей.

– Черт подери, я же не говорю, что ты должен выезжать в свет. Но умоляю тебя: начни новую жизнь.

– Жизнь? – вскинулся Мэтью, стукнув кулаком по столу. – Посмотри на меня! Я пугаю детей и женщин. Я чудовище!

– Шрам не меняет сути человека, Мэтью.

– Скажи это отцу! – выпалил Мэтью.

Грейсон помолчал и сказал со вздохом:

– Дай ему время…

– Время не сотрет шрам. Его заботит только имя Готорнов.

Не секрет, что Брэдфорд Готорн придавал слишком большое значение внешности. Он родился в старинной почтенной семье, но, когда повзрослел, от состояния Готорнов не осталось ни фартинга. Поэтому при выборе жены его мало интересовали красота и способность будущей супруги подарить ему сыновей. Он выбрал Эммелину Эббот из-за ее денег. Ее красота была ему вознаграждением. Он женился бы на ней, будь даже она уродиной.

Прошли годы. Брэдфорд вновь наполнил золотом семейные сундуки и создал империю, основанную на добром имени Готорнов, богатстве Эммелины и трех наследниках: Грейсоне, Мэтью и Лукасе.

Много лет назад Брэдфорд, невзирая на возражения Эммелины, заставил старшего сына с юных лет самому пробивать себе дорогу в жизни. Однако когда Мэтью, а затем и Лукас оказались у решающей черты, Брэдфорд предложил им помощь. Но они от нее отказались.

Братская солидарность. И вся троица преуспела, хотя не всякий успех вызывал у отца одобрение.

Грейсон стал адвокатом, самым уважаемым в Бостоне, но все равно адвокатом. Лукас открыл клуб для мужчин, быстро прославившийся тонкими винами и хорошенькими женщинами. И только Мэтью стал гордостью отца.

Мэтью разбогател на строительстве железных дорог и морской торговле. Его уважали и каждую пятницу вместе с отцом приглашали на обед у «Лок-Оубера». Пока с Мэтью не случилось несчастье.

Мэтью вспомнил, что просил матушку передать отцу его просьбу – сходить с ним к «Лок-Оуберу» пообедать.

Не совладав с собой, он подошел к двери и громко позвал Куинси.

– Мне никто не прислал записки?

– Нет, сэр, только ваша матушка… э… когда вы из-за дел не смогли прийти на обед. – Он взглянул на Грейсона.

Мэтью помрачнел при мысли, что отец оставил его просьбу без внимания. Всем было известно: Мэтью – его любимец. Но из-за того случая их отношения стали совершенно иными.

– Мэтью, оставь, – промолвил Грейсон. – Пусть отец переменился к тебе, но остальные-то тебя любят.

У Мэтью заходил кадык.

– По-моему, тебе пора.

Лицо Грейсона смягчилось, суровость уступила место беспокойству.

– Полагаю, тебе следует сходить к доктору.

В висках у Мэтью стучало, и он уставился на часы, пытаясь найти успокоение в беге секундной стрелки.

– Я уже побывал у доктора, Грейсон, несколько раз. Самого лучшего доктора в Бостоне.

– Сходи еще к одному. Матушке его очень рекомендовали. Возможно, он поможет тебе.

Мэтью посмотрел на него с надеждой:

– Кто же это?

Грейсон замялся:

– Он из Саутвудской больницы.

Мэтью присвистнул.

В Саутвудской больнице содержались душевнобольные.

– Это не то, о чем ты подумал, – пояснил Грейсон.

– Неужели? – холодно произнес Мэтью.

– Там есть специалисты по черепно-мозговым травмам, – переминаясь с ноги на ногу, промолвил старший брат. – На прошлой неделе я побеседовал с неким доктором Сэмюелсом.

Мэтью не проронил ни слова. У него перехватило дыхание.

– Дело в том, – спокойно продолжал Грейсон, не подозревая, какое смятение вызвал в душе Мэтью, – что, как выяснилось из разговора с доктором Сэмюелсом, при тяжелых травмах головы может быть затронут и мозг, что объясняет твое сумасбродное поведение.

– Я не сумасшедший! – прорычал Мэтью, ненавидя свой дрожащий голос. – И не чудовище, за которое меня принимают дети из-за моего шрама.

– Дело не в шраме. Но ты посмотри на себя! – взорвался Грейсон. – И на этот разгром в комнате. Ты запираешься, не отвечаешь матушке, когда она справляется о тебе. По-твоему, это нормально?

Мэтью сосредоточенно считал про себя.

– Серьезная травма головы. Чушь. Я посетил немало врачей, и все они говорят одно: время – лучший лекарь, – солгал он, желая верить лишь в то, что со временем – так в самом начале утверждали все доктора – он пойдет на поправку. А до тех пор ему необходимо хранить молчание.

Грейсон вздохнул:

– Я лишь пытаюсь тебе помочь.

Гнев Мэтью, затуманивший ему разум, стал постепенно стихать. Он понимал: родные о нем беспокоятся. Из лучших побуждений. И все же он не позволит упрятать его в сумасшедший дом.

– Я не нуждаюсь в твоей помощи, – промолвил Мэтью, стараясь говорить спокойно. – У меня отличное самочувствие. Но ты заблуждаешься, полагая, будто общество примет меня. Как бы часто я ни появлялся на людях, они все равно будут считать меня ненормальным.

– Разве я говорю, что ты ненормальный?

– Разумеется, нет. Но ведь ты так думаешь?

Грейсон посмотрел Мэтью в глаза.

– По правде говоря, я не знаю, что и думать.

На лице брата была написана жалость, и от дурного предчувствия дрожь пробежала по телу Мэтью.

Неужто он безумен и врачи именно это имели в виду, говоря об отмирании нервных окончаний и перерождении тканей?

Готорн вспомнил, какого труда ему стоит не ронять пищу, когда он ест. Вспомнил, что порой рука совсем не слушается его, а с головой творится что-то невообразимое. Иногда он и впрямь бывает безумен. От гнева, ярости, боли.