Во власти любви - [15]

Она в изнеможении опустилась на скамейку. Ей так хотелось снова жить с мамой и папой, вернуться в счастливое прошлое!

Девочка сидела, прикрыв глаза, чувствуя, как скамейка холодит спину. Она твердила себе, что не должна плакать, должна быть сильной. Но когда открыла глаза и увидела, как мать с дочерью, держась за руки, гуляют по парку, слезы неудержимо потекли по ее раскрасневшимся от мороза щекам.

– О, мама, – прошептала Мэри, – зачем ты меня покинула?

Глава 5

Его разбудил стук в дверь.

Застонав, Мэтью попытался повернуть голову и почувствовал невыносимую боль.

Он смутно помнил, как упал на пол, и напрочь забыл, как добрался до дивана.

Он обвел взглядом комнату. Перевернутая мебель, осколки разбитого стекла и резкий запах спиртного.

Снова раздался стук в дверь, и Готорн поморщился. Кто-то пришел. Из-за двери до него донеслись взволнованные голоса:

– Черт, Куинси! Отойди!

– Но, сэр! Мистер Готорн не велел его тревожить.

– Сначала ты сказал, что его нет, а теперь заявляешь, что его нельзя беспокоить. Что происходит?

Тяжелые бархатные портьеры были задернуты почти до конца. Оставалась небольшая щель, сквозь которую пробивался свет. Мэтью не имел представления, сколько прошло времени с тех пор, как он, едва держась на ногах, вернулся домой и заперся в кабинете. Судя по шуму за дверью, он пробыл здесь дольше, чем следовало.

Узнав по голосу старшего брата, он понял, что от него не отделаешься. Жаль, что не младший явился. Лукас более снисходительно отнесся бы к устроенному Мэтью беспорядку. Его считали в семье паршивой овцой, и он не раз попадал в переплеты.

Нащупав едва различимый на лампе выключатель, Мэтью кое-как поправил на себе измятый пиджак и галстук и открыл дверь. При его появлении воцарилась тишина.

– Добрый день, Грейсон, – как ни в чем не бывало приветствовал он брата с притворной радостью.

Однако обмануть ему никого не удалось, и меньше всех брата.

Мэтью с трудом подавил ярость, увидев выражение лица Грейсона. Грейсон считал своим долгом заботиться о Мэтью и Лукасе на правах старшего, чтобы угодить отцу, в чем Мэтью был абсолютно уверен.

Грейсон из кожи вон лез, стараясь заслужить отцовское расположение, но это ему не удавалось, а вот Мэтью, не прилагая никаких усилий, пользовался им. Лукасу же было наплевать на то, как относится к нему отец, и последний платил ему тем же.

– Забавно, – слегка изогнув бровь, произнес Грейсон. – К твоему сведению, сейчас утро, а не день, но не стоит придираться к мелочам. – Грейсон окинул взглядом кабинет и с иронией заметил: – Видимо, в наше время трудно найти хорошую прислугу. – Он пристально посмотрел на Мэтью. – А еще труднее принять ванну и побриться. Неудивительно, что ты пропустил воскресный обед.

О Боже! Неужто он пропустил воскресный обед?

У Мэтью голова пошла кругом. Какой же нынче день недели?

За окном валил снег. Это Мэтью разглядел сквозь щель между портьерами на окнах. В памяти всплыли слова доктора: «Следует исходить из того, что слабость в руке и плече – следствие полученных ран. Однако, учитывая, что она сопровождается постоянной болью, иногда невнятной речью и слепотой, надо быть готовым и к другим тяжелым последствиям».

Доктор не был словоохотлив, но все же дал понять, что если боль не отступит, то может вызвать постепенное отмирание нервных клеток и перерождение тканей.

– И что в этом случае вы собираетесь предпринять? – осторожно осведомился Мэтью.

Доктор замялся, потом ответил:

– Если так случится, не дай Бог, то совместными усилиями мы как-нибудь одолеем эту беду.

– А вдруг нет? – стиснув зубы, пробормотал Мэтью. – Скажите мне правду.

Прошло несколько долгих, мучительных мгновений.

– Тогда мы не в силах будем помочь вам. – Доктор пристально посмотрел на Мэтью. – Но надо гнать прочь мрачные мысли.

Мэтью хорошо изучил собственный организм. Улучшений не было.

– Как ты себя чувствуешь, Мэтью?

Готорн вернулся к действительности и увидел, что Грейсон не спускает с него пытливого взгляда.

– Прекрасно, – проговорил он с излишней горячностью, уперев руку в бок. Он с трудом сдерживал гнев, который уступил место страху. Его родные не должны знать, что с ним творится. Никто не должен знать. Хватит душевных мук и злословия. Он не допустит, чтобы все повторилось вновь. – Неужели я не могу спокойно отдохнуть и меня надо допрашивать, как злодея?

– Прекрати! – с гневом произнес Грейсон. – У меня не было выхода. Матушка от волнения слегла, когда ты не явился вчера на обед. Скоро полдень, а ты не подаешь признаков жизни. Она сказала, что ты вчера выбежал из дома как угорелый и с тех пор ей ничего о тебе не известно. И когда она прислала записку, то Куинси, твой цепной пес, лишь соизволил сказать: «Он не велел его беспокоить».

Мэтью устало вздохнул, его снова пронзила боль.

– Передай матери, что повода для волнений нет. У меня были дела, поэтому я не пришел на обед.

Ему не понравилось появившееся на лице Грейсона выражение. Точно такое же он замечал на лицах друзей и домочадцев.

Отвращение.

Золотой мальчик перестал быть золотым. Он очень изменился, и неизвестно, как вести себя с ним.

– У тебя не было никаких дел. Ты прятался. – Грейсон обвел рукой комнату, в которой все было перевернуто. – Боже, Мэтью, ну постарайся почаще бывать в обществе, чтобы к тебе привыкли!