В свет костра вступил всадник.
— Атаман Зернщиков я. Узнаёшь?
— Точно он. Илья Зернщиков, — старший отставил ружьё.
— Вы все здесь? — спросил атаман.
— Не. Трое на той стороне.
— Пошлите за ними.
— Нашто?
— Ты выполняй, что велят. Дело есть.
Из тьмы вышли тем временем остальные, кто был с Зернщиковым, — человек двадцать, при оружии. Атаман шагнул к костру, посмотрел на казан, принюхался.
— Снимать пора, — заметил, — переварите.
— Сымем…
Когда все пастухи собрались, старший проговорил:
— Что за дело, сказывай?
— А вот что… — Атаман выхватил саблю и с силой наотмашь ударил табунщика.
Полегли под саблями и остальные пастухи. Охнуть не успели.
В ту же ночь домовитые отогнали табуны булавинцев к Азову.
Когда азовскому губернатору доложили о захваченных табунах, он воскликнул:
— Свершилось! Безлошадных-то казаков голыми руками возьмём!
Между тем атаманы Булавина в разных местах вели сражения с царскими войсками. Отряды Семёна Драного и Никиты Голого 8 июня 1708 года разбили под Валуйками Сумской полк, захватили обоз и четыре пушки. На Волге повстанцы под началом атаманов Хохлача и Некрасова осаждали Саратов и Царицын. Государевы воеводы с большим трудом выдерживали осаду.
Однако 1 июля царские полки разгромили на Северском Донце войско Семёна Драного. Погиб и сам атаман.
А 6 июля в жестоком бою под стенами хорошо укреплённого Азова потерпели поражение главные силы булавинцев.
Много повстанцев пало в том бою. Азов был мощной крепостью — 180 пушек и дробовиков палили с его стен. Да ещё с кораблей вели огонь по казакам.
Весть о поражении булавинцев домовитые восприняли с радостью. В Черкасске они собрались на тайную сходку. Там было решено: Булавина нужно похитить и выдать царю.
— Убить проще, — заметил один из предателей.
— За живого больше получим, — возразил атаман Зернщиков.
— Вестимо, больше, — поддержал есаул Ананьин.
7 июля дом Булавина был окружён заговорщиками. Охрану уничтожили. Четверо заговорщиков бросились в дом. Кондратий Афанасьевич сразил двоих выстрелами из пистолетов, третий упал, рассечённый саблей, четвёртый выскочил назад.
Булавин тяжёлыми скамьями припёр дверь, перезарядил пистолеты.
— Сдавайся подобру! Нас много! — кричали снаружи.
— За измену головами ответите, — отозвался Булавин.
— Мы тебя возьмём! — кричали Булавину.
Нападавшие доставили к дому несколько небольших пушек.
«Буду биться до последнего, — думал Кондратий Афанасьевич. — А может, выручка подоспеет — побьют изменщиков…»
И вдруг стало тихо. Затем послышался конский топот.
Что такое?.. Никак свои прискакали?
— Кондрат Афанасьевич!.. Слышь, Кондрат Афанасьевич!.. — раздался под окном знакомый голос. — Открой, это я.
Булавин выглянул в окно, увидел Ананьина.
— Друг!.. Вовремя успел. В самый раз…
Есаул выстрелил.
…Атаман Зернщиков поспешил распространить слух по всему Черкасску: Булавин застрелился сам. Струсил, мол, вот и пустил пулю в лоб. Изменнику нужно было опорочить предводителя казацкой бедноты. Выставить его перед всеми слабым, безвольным.
Тело Булавина распорядились отправить в Азов. Пусть, мол, губернатор убедится, что верны царю домовитые казаки и старшина. Не за голытьбу они, а за царя.
* * *
Царь, узнав о гибели Булавина, отправил всем российским губернаторам и воеводам известие о том, что вор Булавин убит, бунт на Дону подавлен. Князю Долгорукому царь написал, что пора возвращаться, поскольку «сие дело, слава богу, счастливо окончилось».
Но Долгорукий, хотя и принял присягу на верность от черкасских жителей да казнил многих повстанцев, всё же понимал: уводить войско с Дона нельзя. На Волге казаки захватили Камышин. Булавинский атаман Игнат Некрасов взял штурмом Царицын. Царицынского воеводу приговорили к смерти. Никита Голый продолжал сражаться с карателями на Северском Донце. Беднякам он рассылал письма: «Нам дело до бояр и которые неправду делают. А вы, голытьба вся, идите изо всех городов — конные и пешие, нагие и босые, идите, не опасайтесь, — будут вам и кони, и ружья, и платье, и денежное жалованье…»
Не только на юге России, но и на западе мужики жгли поместья, громили дворы воевод, захватывали из городских амбаров зерно, выпускали колодников из тюрем. Мужики брались за оружие, бились за волю и правду.
И опять плескалось на ветру знамя. Знамя вольности. Знамя свободы.