Во мраке Готэма - [48]

Когда мы приехали в снимаемую Майклом Фромли комнатку на Западе 41-ой улицы, владелица квартиры миссис Эддисон была дома.

Когда мы показали ей фотографию её жильца, она подтвердила его личность, но уверяла, что он не появлялся здесь с середины октября. Описать его привычки женщина почти не могла, но, по крайней мере, добровольно пустила нас в его комнату. Её молоденькая служанка повела нас на третий этаж.

— Дальше я не захожу, — сказала она, когда мы дошли до верхней лестничной площадки. — Меня от него в дрожь бросает, — кратко пояснила она, но когда мы начали расспрашивать поподробнее, она просто отрезала, что ей «хватает ума держаться подальше от таких, как он».

И она ушла, прежде чем мы успели ещё что-либо спросить.

Изабелла потянулась к бронзовой дверной ручке комнаты Фромли, но я удержал её, пока она не успела открыть дверь.

— А вдруг он внутри? — прошептал я.

— Ой, — дёрнулась она и отступила назад. Её глаза расширились от испуга, когда она заметила в моей левой руке кольт.

Изабелла отошла на два метра по коридору, и я повернул ручку. Дверь открылась с громким скрипом. Я осторожно вошёл внутрь и удостоверился, что в помещении пусто. Я вздохнул с облегчением и высунул голову в коридор, кивая Изабелле, чтобы та вошла.

— Какое неприятное место, — произнесла она, морщась от затхлого запаха в комнате и полумрака.

Оранжевые обои в цветочек плохо гармонировали с тёмно-зелёными задёрнутыми шторами. Мы раскрыли занавески, но всё равно какое-то время пришлось привыкать к царящему здесь полумраку. Когда я снова стал различать контуры предметов, то заметил столик с умывальником рядом с кроватью, а над ним — маленькое зеркало.

Я надел безворсовые хлопчатобумажные перчатки и поместил в чистый пакет чашу для бритья и помазок. На этих предметах непременно должны остаться отпечатки Майкла Фромли.

Я отнесу их в полицейскую лабораторию в Йонкерсе до окончания этого дня в надежде, что они совпадут с отпечатками, которые я ранее собрал в доме Уингейтов.

Когда я покончил со сбором улик, то внимательнее осмотрел комнату. Здесь не было никаких личных вещей, никаких фотографий. Даже книг или журналов не было видно.

«Проводил ли он здесь много времени?» — задавался я вопросом, обводя взглядом абсолютно пустую и заброшенную комнату. Хотя платяной шкаф был забит одеждой различных размеров и различной степени изношенности.

Похоже, Фромли был барахольщиком и не мог выбросить ни единую деталь гардероба, из которой уже вырос. Изабелла начала обыскивать его шкаф, а я занялся полками в прикроватной тумбочке и спрятанным под кроватью чемоданом.

Через некоторое время я уже был готов предложить уйти, когда взволнованно заговорила Изабелла:

— Саймон, вы должны на это взглянуть. Они были спрятаны под стопкой рубашек.

Она протянула мне папку с документами, и когда я её взял, отвела взгляд и нервно отошла к окну. Но окна комнаты Фромли выходили на вентиляционные трубы, поэтому из окна пробивалось мало света. Девушка развернулась, пересекла комнату и открыла настежь дверь. А ещё спустя пару секунд, не способная выдержать затхлый запах в комнате, Изабелла вышла в коридор.

Я сел на массивный деревянный стул и положил папку перед собой. Изабелла нашла внутри документы с множеством снимков — пугающих снимков, с учётом известной нам одержимости Фромли.

На каждом была изображена девушка, неизменно молодая и привлекательная. Многие фотографии были сделаны случайно: женщины стояли или сидели в метро, трамваях или на паромах.

Знали ли они, что их фотографируют? И если да, представлялся ли Фромли фотографом?

Даже если у него есть один из этих новых рекламируемых «Кодаков», то они слишком громоздки, чтобы их не заметить.

Алистер говорил что-то о том, что женщины, которых Фромли встречает просто на улице, могут особенно возбуждать его интерес. С одной стороны это было интересной теорией, а с другой — полной чепухой.

Но я начал считать фотографии. Двадцать, тридцать, сорок… Внутри было более пятидесяти снимков различных женщин.

Знал ли Алистер о привычке Фромли фотографировать? И как Фромли добился позволения сфотографировать у стольких женщин?

Но ещё более отрезвляющим был другой тип вложенных в папку снимков: фотографии лежащих, как в моргах, трупов.

Я неосознанно вздрогнул, просматривая снимок за снимком. Все трупы были женскими с синяками или другими повреждениями различной тяжести. Подобных фотографий было только десять, но и одной такой было бы слишком много.

Я отбросил вопрос «зачем он захотел сохранить у себя эти фотографии»? Вместо этого я задумался над тем, каким образом он смог получить к ним доступ. Такие снимки можно найти лишь в полицейских рапортах, и то — в отчётах коронера. Простой обыватель не сможет получить подобные фотографии.

Я засунул папку в свой чемоданчик и молча вышел из комнаты, присоединившись к стоящей в коридоре Изабелле. Она выглядела уставшей и взволнованной.

Я не смог придумать ничего утешительного, поэтому просто коснулся её руки, и мы вместе вышли на улицу, где поймали экипаж обратно к центру города, где располагалась «улица жестяных кастрюль» и квартира Клары Мерфи.