Во имя жизни - [31]

В редакционной комнате было непривычно тихо. Лишь монотонно жужжал электровентилятор над столом мистера Рейеса. Сам он сидел, откинувшись на спинку вращающегося кресла, и читал дневную газету. Все сотрудники уже разошлись. Сантос тяжело вздохнул, расслабил плечи, чтобы немного унять боль в спине. Кроме них с Рейесом в комнате не было ни души. Сантос сидел за своим столом и ничего не делал. Оставалось прочесть несколько гранок и занести их в печатный цех по дороге домой — для форм, которые возьмут в работу ночью. Он ждал, когда успокоится дыхание, и следил за мистером Рейесом, углубившимся в чтение газеты. Сантосу почти хотелось, чтобы главный редактор вдруг поднялся и стал собираться домой. Но тут же, устыдившись минутной слабости, он встал из-за стола и, поколебавшись всего одно мгновение, решительно направился по проходу между пустых столов прямо к столу мистера Рейеса. Молча остановился перед ним, почтительно ожидая, когда тот отложит газету.

— Ну, Сантос, в чем дело? — Мистер Рейес бросил газету на стол, заваленный бумагами, и опустил на пол ноги, покоившиеся на выдвинутом наполовину нижнем ящике письменного стола. Это был человек среднего роста, лет сорока трех или сорока пяти. Широкие густые брови и красиво вырезанные подвижные ноздри, пожалуй, были наиболее примечательной особенностью его лица с желтоватым оттенком кожи и едва заметной раскосостью глаз, что выдавало его испанско-китайско-малайское происхождение. Мистер Рейес глядел на длинную тощую фигуру корректора, покорно и молча стоявшего в ожидании, когда с ним заговорят, и волна раздражения поднималась в его душе. Он вовсе не намерен был помыкать парнем, но ничего не мог с собой поделать. Боже мой, тот просто напрашивался на это. У корректора был такой униженный вид, что невольно хотелось пнуть его. Поначалу главный редактор решил задать ему для бодрости взбучку, но потом понял, что только вконец запугает это жалкое создание. «Как побитая собака», — пришла на ум фраза. Он тут же повернется и поплетется на свое место, как побитая собака, только прикрикни на него. Ну что же все-таки он тут топчется?

— Я... Я хотел бы поговорить с вами об одном деле, сэр, — запинаясь пролепетал Сантос, ненавидя себя за постоянную робость. — Это относительно моей работы, сэр, — продолжал он, встретившись с заинтересованным взглядом Рейеса. Главный редактор выпрямился и весь обратился в слух. Ну-ка, ну-ка, поглядим на него, казалось, говорил его вид.

— Садитесь, Сантос, — предложил он, — и расскажите мне все по порядку. — Он был просто сбит с толку и поставлен в тупик, его разбирало любопытство. Может быть, он ошибся в отношении этого парня. Что же он собрался делать: просить прибавки или подать заявление об уходе? Главный редактор не ожидал от него ничего подобного.

Сантос смешался, ему еще ни разу не приводилось сидеть в присутствии мистера Рейеса, но, преодолев смущение, он взял стул, на который ему указал главный редактор, повернул его и сел лицом к лицу с мистером Рейесом.

— Я... дело вот в чем, мистер Рейес, — начал Сантос. Может, сначала сказать ему про Марту и ребенка, которого они ждут, и насчет того, что он работает тут уже мять месяцев? Или сразу же взять быка за рога и попросить прибавку? А когда мистер Рейес спросит, сколько он хочет, чтобы ему прибавили, ответить: «Пятнадцать песо, сэр. Ведь тот человек, что работал на этом месте до меня, получал шестьдесят песо». Но эта сумма — пятнадцать песо! — вдруг показалась Сантосу чудовищно большой, и, ужаснувшись, он окончательно лишился присутствия духа и промямлил:

— Я обращаюсь к вам с просьбой, сэр, о небольшой прибавке — всего в пять песо, сэр, — закончил он торопливо и даже жалобно, заметив, как дружелюбие и заинтересованность мистера Рейеса сразу улетучились. Прежде чем заговорить, Рейес внимательно всмотрелся в лицо Сантоса. «А он, оказывается, не такой уж смирный и забитый»,— подумал главный редактор и почувствовал даже нечто вроде восхищения перед этим парнем. Жаль, что корректор обратился к нему с просьбой в такое неподходящее время: Рейес знал, что не может сделать для этого Сантоса решительно ничего.

— Я позволю себе быть с вами абсолютно откровенным, Сантос, — проговорил мистер Рейес. — Ни о каком повышении зарплаты сейчас не может быть и речи. — Сантос раскрыл было рот, чтобы что-то сказать, но мистер Рейес остановил его властным жестом. — Если бы это зависело всецело от меня, я бы дал вам прибавку прежде, чем вы о ней попросили, — продолжал он. Он и вправду так сделал бы. Странно, мысль об этом была ему приятна, и он заговорил с еще большей доброжелательностью. — Признаюсь вам, я ведь такой же, как вы, обыкновенный служащий, получающий зарплату. «Да, — подумал Рейес с горечью,— обыкновенный служащий, платный мальчик на побегушках у хозяина». И он вдруг увидел, как спешит сломя голову в комнату владельца журнала дона Висенте, едва послышится трель звонка на краю его стола.

Он, как наяву, услышал неторопливую вкрадчивую речь дона Висенте. «Рейес, вы мне нравитесь, — говорил дон Висенте по-испански. — Думаю, вы знаете об этом. И я смею полагать, что я вам тоже нравлюсь. Вы были для меня хорошим работником, и у меня нет оснований предполагать, что я был для вас плохим хозяином. Вы работаете со мной уже двенадцать лет. Начинали с жалованья в семьдесят песо. Сколько вы получаете теперь, вам хорошо известно. И вы все это заслужили. Вы — полезный и нужный человек, мистер Рейес. Вы умеете заставить людей работать как следует. Разумеется, мне необходим такой главный редактор еженедельника. Но...— И дон Висенте сменил свой отеческий тон на властный и безапелляционный: — ...но, если вы начнете причинять мне неприятности, вам придется винить в том, что последует за этим, только самого себя...» — Он больше ничего не добавил, но эта недосказанность сделала его предостережение особенно зловещим.