Во имя земли - [38]
— Дед.
Мы с тобой вне времени. Вне возраста. Я боюсь, что ты исчезнешь. Твои глаза закрыты, обращены внутрь, чтобы ничто не исчезло, и я сжал тебя в своем кровоточащем кулаке. Я приподнимаюсь, чтобы воображаемое мной осуществилось и иссякло. Ты совершенна, цела и невредима. Против совершенства не грешит ни одна линия. Это совершенство убаюкивает меня, как колыбель… и груди. Такие же естественные, легкие, как твое тело, но они ему не принадлежат. Они сами по себе, без ореола, груди зрелой женщины. На них уже наметился рисунок для детского рта, он, этот рот, появится, когда придет время вскармливать, и начнется история разрушения и тлена. Сейчас же ты вне времени, твоя фигура геометрически совершенна и тлену не подвластна. Таковы твое тело и твои груди. Они включены в единую, мгновенно проведенную линию. Включены, как судьба, глупо пытаться объяснить человеческое существо. Или небесную лазурь. Или любой несуществующий цвет. Или гармонию покоя моей здешней жизни.
Но в данный момент — я все отброшу, если бы я мог действительно создать тебя своими руками. Осязание. Какое любопытное чувство. Грубое чувство, моя дорогая, определенный грубый способ существования. И тем не менее. Какое тонкое изобретение, Моника, позволить этому чувству исполнить свое земное призвание. Вещи для нас должны иметь объем, вес и материальность. От их вогнутости и выпуклости мы получаем чувственное наслаждение. Как и от бегства линии. Сейчас я хочу ощутить твою плоть. Чувственность твоего рта, легкое касание твоего языка. В моих ладонях — твои груди. Твои крепкие руки обнимают меня за шею. Медленно опускаются ниже. Я сдерживаю порыв, хочу войти в тебя с сознанием того, что ищу невозможное в твоем существе. Я на пределе, пытаюсь удержаться от боли. Но хочу понять, постичь. Это единственная возможность не упустить ни капли удовольствия. От возбуждающего чуда, от того, что происходит теперь, когда я люблю тебя, после стольких лет любви. Постичь. Любить тебя в нагромождении бесконечного количества раз и форм и невозможного, в котором я тебя любил, Моника, моя дорогая. Моя неизбывная болезнь. Потому что твое тело — не только твое тело. Нет, нет, не то, не то. Войти в тебя, коснуться твоего самого сокровенного в той достижимой глубине, к которой стремлюсь, и чтобы ты была там и здесь со своей улыбкой и лицом. И была бы узнаваема, как если бы я не знал, что это — ты, и мог узнать, что это — ты. Теперь мне нужно осмыслить все это, потому что теперь я не хочу любить тебя вслепую Ты была внутри единственной в своем роде, как отпечатки пальцев. Знать, что это — ты, даже будучи слепым и глухим. Проникнуть в тебя, и чтобы там, внутри, ты была такой же, как здесь, снаружи. Достичь только тебе свойственного и признать, что это — ты, которую ни с кем не спутаешь в той твоей сущности, которая у всех женщин одинакова. Ведь ты так непохожа на других. В смехе, внешности, голосе — во всем. И ощутить, что все это присутствует там. Неповторимое в своей одинаковости. Проникнуть в тебя и, продвигаясь вперед, медленно узнавать женщину, которую я люблю до безумия. Узнавать, находить внутри все то, что люблю снаружи. Никогда я не любил тебя всю целиком, буду любить то, что всегда оставалось в стороне. Никогда не получалось целиком, всегда что-нибудь одно. Твой взгляд, твою улыбку, твое прекрасное тело, его образ. Иногда — волшебство, твою походку, быстрое удовольствие, долгое, отшлифованное, чтобы заставить тебя почувствовать то же самое. Это все такие разрозненные вещи. Буду любить тебя, буду любить тебя теперь совершенной любовью. Любить в удовольствии и страсти.
И вот два тела в движении, стремящиеся к одной цели — слиться воедино. Агония и обморок. Удивительно, что самое сильное чувство не знаешь, как выразить. Твои скрещенные ноги на моей спине, мои руки на твоем теле. И во все нарастающей алчности ты спешишь к невозможному, с криком, мы оба одержимы бесом, обладать тобой, проникнуть в тебя целиком, мои руки на твоих руках, твоих плечах, вобрать тебя всю в себя до боли, до агонии, пройти насквозь, и, разъедаемые изнутри спешной необходимостью, мы доходим до конца, обращаемся в навоз, в полное ничто нашего тела, что оно признает с ужасающей злобой, поскольку в нас живет животное, зверь с момента заселения сельвы, с темных пещерных времен. Потом взрыв, агония, полное опустошение, подобие смерти. Долгое время мы пребываем в прострации, мы — продукты распада, лежащие один на другом, обессилевшие, изничтоженные, медленно приходящие в себя и воскресающие из мертвых, опознающие себя самих и друг друга. Я отдыхаю, мое лицо на твоей шее, на твоем плече, я еще внутри тебя, ты еще в обмороке, приходишь в себя в пене выплеснувшейся на прибрежный песок волны. Мы лежим не двигаясь. В ожидании, что каждый из нас ощутит себя самого, подлинного и независимого.
И вдруг неясный, чуть слышный шепот. Мое лицо на твоем плече, ты что-то поверяешь моему уху — не моему. Я быстро приподнимаюсь, вглядываюсь в твое лицо. Оно серьезно, значительно, скульптурно вылеплено, глаза закрыты в блаженстве. Губы двигаются, что ты говоришь? Я почему-то вспомнил поэму Андре, уж не ее ли ты читаешь?
Вержилио Феррейра — крупнейший романист современной Португалии. В предлагаемых романах автор продолжает давний разговор в литературе о смысле жизни, ставит вопрос в стойкости человека перед жизненными испытаниями и о его ответственности за сохранение гуманистических идеалов.
В автобиографической повести «Утраченное утро жизни» Вержилио Феррейра (1916–1996), в ему одному свойственной манере рассказывает о непростой, подчас опасной жизни семинаристов в католической духовной семинарии, которую он, сын бедняков с северо-востока Португалии, закончил убежденным атеистом.
Человеческая личность, осознающая себя в мире и обществе, — центральная тема произведений выдающегося прозаика сегодняшней Португалии. В сборник включены романы «Явление», «Краткая радость», «Знамение — знак» и рассказы. Все эти произведения написаны в разные годы, что позволяет представить творческую эволюцию автора.
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.
Жизнь – это чудесное ожерелье, а каждая встреча – жемчужина на ней. Мы встречаемся и влюбляемся, мы расстаемся и воссоединяемся, мы разделяем друг с другом радости и горести, наши сердца разбиваются… Красная записная книжка – верная спутница 96-летней Дорис с 1928 года, с тех пор, как отец подарил ей ее на десятилетие. Эта книжка – ее сокровищница, она хранит память обо всех удивительных встречах в ее жизни. Здесь – ее единственное богатство, ее воспоминания. Но нет ли в ней чего-то такого, что может обогатить и других?..
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.
С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.