Во имя любви - [47]

Только сейчас Кирсанов обратил внимание на то, как парнишка управляет своим автомобилем. В его движениях рук было что-то странное и неестественное. Прежде Ивану никогда не доводилось видеть подобного способа управления. Прыщавый с усмешкой перехватил его заинтересованный взгляд.

— Что тебя удивляет? — бодро спросил он.

— Как-то странно ты ведешь.

— Нормально веду. Ручное управление.

— А почему в твоей машине ручное управление? — Теперь уже Кирсанов проявлял чрезмерное любопытство и дотошность.

Прыщавый пожал плечами.

— Один старенький инвалид у нас в райцентре помер, вот администрация и передала его тачку мне в торжественной обстановке, — просветил он попутчика, а затем, выдержав небольшую паузу, так же просто добавил: — У меня же ног нет.

— Врешь, — не поверил Кирсанов.

Парнишка рассмеялся:

— Постучи, убедись.

— Куда постучать?

— Не куда, а по чему, — поправил его прыщавый.

— Почему? — машинально отреагировал Иван, и вид его при этом был настолько растерянный, что тут же вызвал новый приступ веселости у водителя. Он опять засмеялся.

— Не «почему», а по какому предмету… — не унимался он. — По дереву. Ниже колен у меня немножко железок, а потом — сплошное дерево. Постучи, не бойся, — приободрил он мальчугана.

Кирсанов с опаской покосился на штанины веселого собеседника, а затем, решившись, осторожно постучал согнутыми пальцами по правой ноге водителя в том месте, где должна быть икра.

— Да. Жестко, — вынужден был признать он. — Похоже на дерево.

— Оно и есть, — кивнул паренек. — У нас не умеют делать хорошие протезы. А хорошие, заграничные, стоят бешеных денег. Я перемножил свою пенсию на шестьдесят лет жизни — все равно не хватит.

— Ты получаешь пенсию?

— Конечно. Тогда я прибавил еще десяток годков — опять не хватило на протезы, — пустился в откровения прыщавый. — Одним словом, я их смогу купить, если буду получать пенсию до девяноста семи лет, сразу переводить рубли в доллары и при этом не есть, не пить, не одеваться.

— Тогда совсем скоро ты умрешь от голода и холода, — резонно заметил простодушный Иван.

— Да, но тогда мне не понадобятся дорогие импортные ноги!

С каждой минутой общения водитель диковинного автомобиля все больше и больше нравился Кирсанову. Нравилась его веселость, жизнерадостность. Не часто можно встретить человека в его положении, у которого не только не возникало желания ныть и сетовать на судьбу, но еще и относиться к самому себе с неприкрытой иронией.

— Хорошо, — невольно вырвалось из уст Ивана.

— Чего тут хорошего? — не понял собеседник.

— У тебя есть варианты.

На этот раз прыщавый не просто засмеялся, а буквально захохотал в голос. Заразился смехом и Кирсанов. Спустя мгновение оба обитателя «Запорожца» покатывались от хохота. На глазах Ивана выступили слезы. Он и сам не мог понять, то ли это от бурной веселости, то ли, наоборот, в противовес ей.

— А у меня вариантов нет, — выдавил он сквозь смех.

Прыщавый покачал головой. Он уже не смеялся в голос, но на губах играла задорная улыбка.

— Всегда есть варианты, парень, — твердо заявил он, как человек абсолютно уверенный в произносимых словах. — Даже у меня — везунчика, который пробыл на войне всего один день и быстренько вернулся домой без пары конечностей, но живой. И сегодня — замечательный день.

— Я бы не сказал. — Иван перевел взгляд за окно, и глаза его снова сделались грустными.

— А я говорю — хороший! — упрямо и настойчиво гнул свою линию парнишка. — У меня — пассажир. Если дела так и дальше пойдут, у меня появится шанс не трогать пенсию, не умереть при этом с голода и дожить до девяноста семи, чтобы купить протезы.

— Но тогда ты, наверное, умрешь от старости.

— Ну и что? — На этот раз в голосе прыщавого не было той бодрости и задора, что пять минут назад, однако он продолжал улыбаться. — Зато похоронят с приличными импортными ногами.

Возразить на это было нечего. Да Кирсанов и не стал. У каждого человека должна быть мечта. Цель, к которой он обязан стремиться. Даже если эта цель кажется окружающим дикой. А какая цель у него, Кирсанова? О чем он мечтает? Не в эту самую секунду, а вообще, глобально. Пока ответа на этот вопрос у Ивана не было.

Болезненный пот обильно струился по лбу и щекам Семирядина. Андрей с открытыми глазами лежал на кровати, вытянувшись во весь рост, и тупо, бессмысленно смотрел на зашторенное окно. Лицо его сильно осунулось, глаза запали, и различить их теперь можно было только по фиолетовым обводам. Вся постель под грузным телом Семирядина сбилась в единый сплошной комок. Очередная ночь прошла без сна, лишь время от времени погружая сознание Андрея в какие-то липкие кошмарные видения. Это было ужасно. И даже нельзя все было списать на стандартное похмелье, хотя и оно играло здесь не последнюю роль.

Семирядин опустил руку и коснулся початой бутылки водки, стоящей тут же на полу. Он сомкнул пальцы на узком горлышке, но поднять емкость не смог. А может, просто не захотел. Кашель сдавил ему горло. Семирядин плыл. Натурально. У него даже не было ни сил, ни желания сменить позу и перевернуться на бок. Позвоночник будто не слушался его. Или до него не доходил сигнал, направленный центральной нервной системой.