Во имя Ленинграда - [12]

- Но ведь это опасно... Очень опасно... - сказала Сашенька.

- Ну, что ты... Нормальная работа. В конце концов, и на земле можно ногу сломать, а то и шею, бывает...

В ноябре заканчивался срок обучения в высшей летной школе Осоавиахима, где мы осваивали новые модели спортивных самолетов. На выпускном вечере было много молодежи из Старого Крыма и Феодосии. Пришла и Сашенька, как я стал ее называть. На этом вечере и произошло объяснение в любви. Я просил ее стать моей женой. Саша не отказалась и не согласилась. Сказала, что ей надо подумать, и вскоре ушла. Одна. Я просил ее приехать на следующий день на вокзал в Феодосию. Но не дождался. Мне предстояло ехать в Минеральные Воды, поскольку я получил назначение на должность инструктора-летчика во вновь созданный аэроклуб. И там, на вокзале, я принял решение: любой ценой добьюсь, чтобы Сашенька уехала вместе со мной. Сдал билет, сел на попутную машину и поехал в Старый Крым. Сашу я нашел дома. Она жила в маленькой комнатке рядом с детским садом, где работала старшей медсестрой. Когда она открыла дверь, с изумлением глядя на меня, я сказал:

- Без тебя не уеду. Завтра пойдем в райком комсомола и в здравотдел просить, чтоб тебе дали расчет.

- Вася, - ответила она, - признаюсь, что я ждала тебя, мне хочется тебе верить, но у меня много сомнений. Все случилось так быстро, и я не совсем понимаю, что происходит со мной...

Сашенька была очень скромна и застенчива. Не знаю, откуда взялись у меня слова, откуда появилась сила убеждения. Наверно, и правда, что любовь рушит любые преграды... Так или иначе, но этот день стал первым днем нашей совместной жизни. А свадьбу (и, кстати, Новый год) мы отпраздновали - очень скромно - 31 декабря 1938 года. Потом я поступил в Ейское авиационное училище морских летчиков. Сашенька тоже приехала в Ейск. А в июле 1940 года мы вместе отправились на Балтику...

Было около девяти часов вечера 22 июня, когда я подходил к авиагородку. Солнце склонялось к горизонту, и от двухэтажных восьмиквартирных домов падали длинные тени. Уютный городок, расположенный рядом с густым лесом, был безлюден, только старушка мать командира авиационно-технической базы сидела на детской площадке с кучкой ребятишек, строивших песчаные домики.

Дверь в квартиру была закрыта. Ключ мы оставляли под половичком, когда уходили надолго. На столе я нашел записку: "Вася, ушла вместе с женщинами на боесклад набивать пулеметные ленты для вас... Целую. Твоя С." Да, война вошла и в жизнь Сашеньки, и в жизнь других жен летчиков и техников. Взяв нужные вещи, я осмотрел нашу чистенькую и светлую комнату. Все в ней было спокойным и родным. "Неужели кончилось то прекрасное, что радовало нас обоих?" - подумал я, выходя из дому. Солнце медленно опускалось за кромку леса. Постояв немного на крыльце, я пошел на аэродром дорогой, которая шла мимо боесклада. И почти сразу же увидел грузовик, ехавший навстречу. В открытом кузове машины, держась друг за друга, стояли двадцать или тридцать женщин. Одна из них громко закричала:

- Саша, смотри, твой парашютист на свидание пришел. Машина промчалась мимо, обдав меня пылью. Я решил

вернуться на несколько минут домой. Машина у окраины поселка остановилась, из кузова с шумом и визгом выскочили молодые женщины, потом степенно и неторопливо спустились на землю те, кто постарше. Донесся тот же звонкий голос:

- Саша, он же ждет тебя!

Из толпы женщин ко мне бежала Саша. Я быстро пошел ей навстречу. Ее лицо, руки и даже пышные локоны каштановых волос были измазаны маслом. Она обняла меня, прижалась горячей щекой и заплакала. Впервые я увидел ее слезы. Но ничего ей сказать не успел. С противоположной стороны аэродрома, там, где стояли замаскированные в кустах самолеты нашего отряда, на небольшой высоте с глухим рокотом моторов появился самолет. От его фюзеляжа отделились два темных предмета и упали в район стоянки. Это был фашистский самолет Ю-88.

Вот теперь, не на секретном плакате, а воочию я впервые увидел "юнкерс". Застекленная кабина штурмана с пулеметной установкой выдавалась немного вперед от гондол двух моторов. Толстый, круглый и длинный фюзеляж заканчивался массивным хвостовым оперением. На желтоватом фоне широких эллипсовидных крыльев чернели большие кресты с белой окантовкой, а на высоком киле - паучья свастика. Прямо из-под фюзеляжа, чуть сзади гондол убранных шасси, торчал ствол пулемета.

Во время разворота верхний стрелок дал несколько длинных очередей, ливень трассирующих пуль летел в сторону ангаров и служебного здания. Потом стрельбу открыли штурман и нижний стрелок. Они вели огонь по стоянке самолетов второго отряда и звена управления.

По "юнкерсу" тоже беспорядочно стреляли трассирующими пулями из винтовок и одного пулемета, установленного недалеко от палатки командира эскадрильи. Три И-16 второго отряда прямо из-под самолета Ю-88 начали взлет на его перехват. Нижний стрелок "юнкерса" дал по ним длинную очередь, пули подняли впереди и левее взлетавших истребителей столбики пыли. Видимо, фашист стрелял торопливо и неприцельно...

Ю-88 со снижением уходил в сторону Финского залива, южнее военно-морской базы Ручьи. Наши истребители убрали шасси и всем звеном сделали правый разворот, погнались за скрывшимся за лесом "юнкерсом". Это был дальний разведчик, предвестник возможного бомбового удара в сумерках или в период короткой и светлой июньской ночи. А так как я входил в расчет экипажей, выделенных для ночных действий, то нужно было срочно бежать на аэродром. Я крепко обнял растерявшуюся и испуганную супругу.