Во имя Долга - [70]

Поэтому, с сыном наперевес завернув в ванную комнату и умывшись, я спустилась в кухню. Где к моему смущению вовсю кипела жизнь. Правда, жизнь эта ограничивалась самой безобидной частью семейства — женщинами и детьми. Точнее, младшей из детей, Алисой. Девочка обреталась на руках у мамы, а её бабушка хлопотала у плиты.

— Ой, какие люди, — поприветствовала она меня радостной улыбкой. — Наш самый серьёзный мужчина проснулся и привёл маму! Ру, загляни вон в ту полку, там его еда хранится, — попросила она меня, переворачивая на сковородке тонкую золотистую лепёшку. Я послушно направилась в указанном направлении. С процессом питания Ярика я, к счастью, за время дороги разобралась, и вполне могла управиться самостоятельно, даже одной рукой.

— А вы случайно не знаете, куда мог убежать Семён? — осторожно поинтересовалась я.

— Ой, только «выкать» не надо, — отмахнулась она. — Зови меня Лесей, я привыкла; ещё можно мамой, но это я уже не навязываюсь, это как сама решишь. Точно не скажу, но, наверное, на службу умчался вместе с отцом. Должна же была его ссылка рано или поздно закончиться!

— Какая ссылка? — растерянно уточнила я.

— Ох, узнаю Сёму, слова не вытянешь! — неодобрительно качнула головой женщина. — Он тут как вернулся, дома сидел. Утверждал, правда, что ему отпуск дали, но дождёшься от его начальства отпуска длиной без малого в год! Я пыталась добиться подробностей, но оба молчат как партизаны: что Димка, что сын его.

— Володя говорил, его так наказали, — тихонько подала голос Ичи. — Сначала немного держали в тюрьме и расспрашивали, потом разжаловали и отстранили от службы; кажется, они что-то в нём в это время проверяли.

— Ой, мамочки! — эмоционально высказалась Леся, от неожиданности выронив лопатку. — И ведь ни словом никто не обмолвился! Ичи, тебе больше всех повезло с мужем, чему я очень рада! — проворчала она.

— Как это, в тюрьме? — потрясённо проговорила я. — Куда разжаловали?!

— Я не знаю подробностей, — виновато улыбнулась Ичи-Ти. — Я очень плохо ориентируюсь в этих вопросах.

— Рури, ты чего так побледнела? — встревоженно уточнила Леся. — Ты нормально себя чувствуешь?

— Да, я в порядке, просто… Его же из-за меня наказали! — растерянно выдохнула я. — А он даже не упомянул об этом!

— О чём и говорю, очень на него похоже, — поморщилась Леся, с подозрением косясь на меня. — Ты точно хорошо себя чувствуешь? И не надо себя ни в чём обвинять, как ты могла повлиять на его службу!

— Так ведь я и была его службой! — горячо возразила я. — Он меня отпустил, и за это его, значит, наказали?!

— Погоди, стой, — одёрнула она меня. — Сейчас я с блинами закончу, и будем знакомиться основательней, — пригрозила женщина, ободрив улыбкой.

Рассказ получился удивительно длинным, хотя некоторые подробности я всё-таки отпускала. Например, поведение Семёна на станции, где я работала под его началом; просто потому, что мне было неприятно это вспоминать, и я чувствовала болезненные уколы ревности при мысли о Хэлен и… других женщинах. Понятно, что это верх глупости — возмущаться тому, что было когда-то. Но приятней от осознания этого факта не становилось, да и вряд ли подобные подробности были важны маме Зуева.

А ещё я очень вкратце, буквально парой предложений, описала нашу встречу с пиратами и события на яхте. Вряд ли Лесе было бы приятно выслушивать, в каком состоянии находился её сын, и что спаслись мы благодаря чуду. Ну, и рассказывать подробности о бедственном положении собственного мира не стала; почему-то сейчас мне подобные пояснения казались бесполезным жалким нытьём и жалобами. Наверное, общение с Зуевым сказывалось. Кроме того, ведь Федерация в самом деле настроена нам помочь, о чём вчера с радостью рассказал отец. Можно сказать, проблема почти решена, так о чём плакаться и сожалеть!

— Вот это боевик, — озадаченно покачала головой Леся. — Что-то моих детей тянет на приключения, что ни знакомство — то история! Слушай, Рури, мне было немного неловко спрашивать, но раз речь зашла… Почему твой папа так странно выглядит? Ну, эти его уши, да и форма лица, — немного смущённо проговорила она.

— Так он же не человек, — улыбнулась я, пожав плечами.

— Как — не человек? — потрясённо уточнила она. — Ты же…

— Я, в общем-то, тоже не человек, — я захихикала; уж очень потешно выглядела собеседница в этот момент.

— Как это — не человек?! Но ты… И Ярик!

Пришлось всё-таки немного углубляться в тонкости физиологии рунарцев, утешив ошарашенную женщину изначальной близостью двух видов и заверив, что всё будет хорошо, и все последующие дети, буде таковые появятся, с высокой долей вероятности окажутся людьми, как и первый.

В таком духе прошёл весь день, мы общались и знакомились. И это было очень кстати, потому что в противном случае я извела бы себя ожиданием возвращения Семёна. Умом я понимала, что сейчас уже поздно паниковать, но всё равно отчаянно хотелось увидеть мужчину и выслушать насмешки над моими страхами именно из его уст. У него они получались гораздо более убедительными, чем у меня самой.

Пообщались мы, кажется, ко всеобщему удовольствию. Леся оказалась удивительно живой и искренней женщиной; иногда она казалась нервной и немного суетливой, но всё это странным образом сочеталось в ней с решительностью и удивительной мудростью. То есть, она суетилась только тогда, когда могла себе это позволить без вреда для дела и окружающих. А уж сноровке в обращении с детьми у неё тем более стоило поучиться. Сложно поверить, что такая мирная и милая женщина как-то умудрялась управляться со своим мужественным семейством. Зато на этом фоне её искренняя и открытая симпатия ко мне и Ичи становилась легко понятной: она видела в нас родственные души.