Во имя Чести и России - [112]

– Перебежчик как перебежчик, – отозвался Пущин. – Отведи его к своему брату и возвращайся. Ты можешь мне понадобиться.

– Слушаюсь, господин капитан…

Михаил грустно усмехнулся. Хотя судьба облачила их обоих в солдатские мундиры, все же Пущин оставался для Константина капитаном, а сам он всего лишь корнетом. Впрочем, облеченный доверием Паскевича Михаил вполне мог отдавать распоряжения и офицерам…

Для порядка связав пленнику руки, Константин привел его прямиком к брату, которого нашел в лагере собирающимся отбыть к одной из батарей. Узнав суть дела, Юрий велел развязать измученного Миграна и пригласил его в свою палатку, оставив Константина ждать снаружи.

– Итак? – вопросительно взглянул он на перебежчика. – Кто же послал тебя ко мне?

Вместо ответа армянин протянул ему спрятанный под одеждой перстень с затейливой печаткой, которую Юрий мгновенно узнал.

– Вижу, перстень вам знаком? – спросил Мигран.

– Разумеется, – с удивлением отозвался Стратонов. – Стало быть, тебя послал его хозяин?

Армянин утвердительно кивнул.

– Стало быть, он в крепости?..

Снова кивок последовал в ответ.

– Проклятье… Какой черт его туда занес…

– Мой господин искал человека и нашел его в крепости. Этот человек – подлый человек. Он перешел от русского Царя к Гассан-хану и теперь готовит вероломный план против вас.

– Я понял тебя, – отозвался Стратонов. – А теперь сядь, мой друг, и расскажи порядком, что это за план.

Усталый посланник с охотой воспользовался предложением дать роздых ногам и принялся рассказывать полковнику все то, что велел передать ему его господин…

***

Древняя Эривань час за часом гибла под своими руинами. Целую ночь била по ней с небывалым ожесточением русская артиллерия, не давая крепостным орудиям порядочно отвечать. Рушились, складываясь как карточные домики, старинные здания, погребая под собой обезумевших от ужаса жителей, со всех сторон рвались к небу сполохи пламени. Дворец сардаря был частично разрушен, и потому он сам вынужден был затвориться в тесном крепостном каземате.

С каждым новым залпом лицо Гассан-хана становилось все чернее.

– Проклятый гяур обманул нас, – шептал он, скрипя зубами. – Его проклятая вылазка лишила нас лучших воинов!

– Однако, ты сам считал, что план капитана Троппа превосходен, – заметил находившийся тут же Самум, сменивший свои белые одеяния на скромный черный наряд.

– Он и был таким! – воскликнул сардарь. – Если бы проклятый гяур не действовал по наущению русских! Они ждали наших людей и напали на них первыми!

– Может быть, это трагическая случайность? Фатум?

– Нет, Самум, это не фатум! В том месте должен был находиться лишь ничтожный русский отряд, не ожидающий действий с нашей стороны. Я посылал наших лазутчиков, и они подтвердили мне это. Откуда же взялись там такие неприятельские силы, ждавшие нашего нападения? О! Если только этот шайтан останется жив, я лично изрублю его! – Гассан-хан сжал кулаки. – Никогда не верь гяурам, Самум. Эти собаки способны на любое предательство.

– Я, сардарь, предпочитаю верить лишь самому себе, – ответил странник. – И то лишь в тех вопросах, которые мной основательно изучены.

– Поэтому ты и мудрец, – усмехнулся Гассан-хан. – Увы, летописцем моей победы на сей раз тебе не стать. Часы этого несчастного города сочтены, и я должен признать это.

– Ты собираешься сдать крепость?

– За меня это благополучно сделает чернь. Она и так бесновалась последние дни, а после такой канонады, – сардарь махнул рукой. – Проклятые трусы! Они бы и вовсе сдались без боя… Что ж, я предоставлю их своей судьбе. А сам попробую уйти из этого города прежде, чем наступит конец.

– Опасно бежать под таким огнем, когда повсюду русские.

– И что с того? Самум, лучше погибнуть сражаясь, нежели отдаться в плен. К тому же, один Аллах знает, как примет мое поражение Аббас-Мирза…

В этот момент у дверей послышались возня и крики, и двое дюжих сарбасов швырнули к ногам сардаря окровавленного, но еще живого человека, в котором мало кто мог бы узнать бывшего капитана Русской Императорской Армии Троппа…

– Так, значит, ты жив! – процедил Гассан-хан, наступая обутой в шитую золотом туфлю ногой на дрожащего перебежчика. – Тем хуже для тебя, проклятая собака! Ты посмел обмануть меня! Ты погубил моих людей! И ты дорого заплатишь за это!

– Выслушай меня, сардарь! – умоляюще воскликнул Тропп, подняв на Гассан-хана полные ужаса глаза. – Клянусь тебе, что моей вины в случившемся нет! Нас кто-то предал!

– Чем ты можешь клясться? – усмехнулся сардарь. – Ты предал своего Царя и своего Бога. Значит, ими ты не можешь поклясться. Ни великим именем Шаха, ни Аллахом ты, гяур, также не можешь клясться. Чем же тогда? Жизнью? Твоя жизнь не продлится долее минуты!

– Но, сардарь, зачем мне было предавать тебя, если я предал своего Царя?! Чтобы быть казненным своими?!

– Допускаю, что Царя ты не предавал, а был подослан ко мне своим командованием. Ты рассчитывал в суматохе перейти к своим, но удача подвела тебя, и теперь ты заплатишь.

– Сардарь! Подумай! Ты можешь убить меня! Можешь! Но что если предатель останется рядом с тобой?

– Кто, кроме тебя, мог выдать наш план русским?