Во главе действующего флота - [15]
Весьма существенно, что перед мировой войной генмор был единственной инстанцией, организующей агентурную разведку в интересах флота. В отличие от Военного министерства, периферийные органы управления — штабы морских сил морей — агентурной разведкой не занимались вовсе. Первые из известных проектов создания разведывательной службы относятся к 1906 г., а уже в следующем году Морской генеральный штаб впервые получил особые кредиты на разведывательные цели[141]. Организация разведки входила в компетенцию иностранной (с 1912 г. — статистической) части, объединявшей в себе функции как добывающего, так и обрабатывающего органа. В мае 1914 г. по образу и подобию Главного управления Генерального штаба эти функции были разделены выделением из статистической части особого делопроизводства. Последнее состояло из двух «столов» (Балтийского и Черноморского), в каждом из которых имелось по два офицера — заведующий столом и его помощник (штатная численность особого делопроизводства, включая вольнонаемных чиновников, — восемь человек). Начальником особого делопроизводства был назначен капитан 2 ранга М. И. Дунин-Борковский, руководивший ранее статистической частью. За последней остались задачи по обработке поступающих в штаб разведывательных сведений.
Однако, как показывают результаты специальных исследований, «накануне войны у МГШ не было солидных источников документальной военной и военно-политической информации, хотя попытки в этой области предпринимались как собственно статистической частью МГШ, так и морскими агентами на местах. Значительная часть наиболее ценных документальных материалов добывалась Главным управлением Генерального штаба»[142].
Наконец, Морской генеральный штаб играл важную, а иногда ведущую роль в установлении военно-морских контактов с союзной Францией и дружественной Англией.
Во-первых, генмор ориентировал во «флотских» вопросах высшее государственное руководство и Министерство иностранных дел, в функции которого входило конструирование внешнеполитических комбинаций, выгодных с точки зрения обеспечения военной безопасности империи. Во многих случаях вершители российской политики прислушивались к резонам адмиралтейства. Так, есть основания полагать, что между неутешительными выводами из оценки обстановки на Балтийском театре в случае войны с Германией, которые Морской генеральный штаб заложил в «План операций морских сил Балтийского моря на случай европейской войны» (высочайше утвержден в июне 1912 г.)[143], и указанием императора министру иностранных дел С. Д. Сазонову искать сближения с Англией по военно-морским вопросам (сентябрь того же года) существует прямая причинно-следственная связь.
Во-вторых, специалисты генмора принимали деятельное участие в разработке соответствующих международно-договорных документов, в частности, русско-французской морской конвенции 1912 г. и проекта русско-английского морского соглашения. Более того, именно учреждение в 1906 г. органа стратегического управления Российским флотом позволило поставить эту работу на планомерную основу. В Наказе Морскому генеральному штабу прямо указывалось на «сношения с Министерством иностранных дел, с Советом Государственной Обороны… по политическим и военным вопросам», а также на «разработку соображений по составлению относящихся к морской войне международных деклараций» как на прямые функций создаваемого учреждения. По уместному замечанию А. П. Извольского, изрядное отставание морского ведомства от Военного министерства, которое заключило военную конвенцию с Францией еще в 1892 г., произошло «исключительно оттого, что прежде у нас не существовало Морского Генерального Штаба, т. е. именно того органа, на коем лежит обязанность заранее обеспечить, на случай войны, нашим морским силам наилучшие стратегические условия»[144].
В-третьих, Морской генеральный штаб формировал задания и руководил работой военно-морских агентов, каковых к началу Первой мировой войны насчитывалось девять, наблюдение осуществлялось за флотами семнадцати стран[145]. Отметим, что в ряде случаев агенты, помимо выполнения своих прямых функциональных обязанностей (сбор сведений о флоте страны пребывания, решение финансовых и технических вопросов, связанных с закупками вооружения и военной техники и др.)[146], брали на себя роль активных самостоятельных субъектов военно-дипломатической деятельности. Так, в феврале 1911 г. военно-морской агент во Франции, Испании и Португалии капитан 2 ранга С. С. Погуляев вместе с российским послом во Франции А. П. Извольским стал инициатором возвращения к идее «расширения союзных обязательств двух держав на действия их военно-морских сил
