Во Флоренах - [45]

Шрифт
Интервал

Михаил Яковлевич очень доволен моим планом.

— Чудесно! Чудесно! Пять-шесть недель, и мы ликвидируем все двойки и тройки!

Мика Николаевна не разделяет его энтузиазма. Она бросает на юношу ледяной взгляд, и он умолкает.

— По-твоему, Миша, все легко, — говорит молодая учительница. — Послушаем еще, что скажут другие учителя и Андрей Михайлович… Согласятся ли они работать сверх нормы?

— Мы поставим вопрос на педагогическом совете. Уверен, что большая часть учителей присоединится к нам. — Помолчав немного, я добавляю: — Надо предварительно поговорить с Владимиром Ивановичем. Его авторитет…

— Это идея! — оживляется Мика Николаевна. — Пусть Владимир Иванович и внесет предложение, а мы его поддержим.

— Пойдемте к нему сейчас же! — вскакивает Михаил Яковлевич.

— Пойдемте, — говорю я — Не будем терять времени.

Подаю пальто Мике Николаевне.

— Вот, Миша, учись, как нужно вести себя воспитанному человеку. — И, заметив, что он покраснел, Мика Николаевна погладила его по щеке своими тонкими пальцами, — ты еще ребенок, но милый, хороший!..


Владимир Иванович живет один. Его единственный сын, подполковник, служит где-то на Дальнем Востоке. Жена Владимира Ивановича умерла от голода во время фашистской оккупации.

Кто во Флоренах не знает этой истории!

Когда фашисты форсировали Прут, Владимир Иванович эвакуировался вместе с женой. У Днепра их путь, как и многих других, был прегражден неприятельскими войсками. Пришлось вернуться во Флорены. Через некоторое время Владимиру Ивановичу предложили открыть школу. Но старый учитель не согласился работать на оккупантов. Три года длилась оккупация, и все три года старики голодали. Жена Владимира Ивановича не выдержала лишений и угасла, не дожив до счастья освобождения. Ее портрет в позолоченной рамке всегда висит над кроватью старика.

Мы застаем Владимира Ивановича за рабочим столом.

— Вот так да! Давно у меня не было таких дорогих гостей!

Он очень рад видеть нас у себя. Мне и Мише крепко жмет руки, Мику Николаевну целует в лоб.

— До чего ж вы хороши, Мика Николаевна! Как это Степан Антонович или Михаил Яковлевич еще не похитили вас? А?..

— Видно, я им не нравлюсь! — молодая учительница улыбается, показывая свои белые маленькие зубки.

— Грех вам так говорить! Посмотрите-ка на Михаила Яковлевича. Э-э!.. Нехорошо, молодой человек, так краснеть. И я когда-то был влюблен, но не стыдился этого.

Михаил Яковлевич не решается глаз поднять. Он смущен. Смотрит вниз, как будто ожидая, что пол сейчас провалится под его ногами. Но тут приходит ему на помощь Мика Николаевна. Она заговаривает о другом.

— Извините, Владимир Иванович, что мы побеспокоили вас так поздно.

— Пожалуйста, пожалуйста. Я в это время никогда еще не сплю. И все из-за Степана Антоновича, — и он указывает на Краткий курс истории партии. — Попробуй только не совсем хорошо подготовиться, живо двойку влепит. Да, да… Что вы хотели мне сказать, Мика Николаевна? Ах, совсем забыл, — вдруг спохватывается он. — Одну минутку подождите, одну минутку…

Владимир Иванович идет на кухню и возвращается с бутылкой ликера и пряниками. Садится, поправляет очки на носу и собирает в кулак бородку.

— Пожалуйста, угощайтесь и рассказывайте.

Я говорю ему о цели нашего прихода. И вдруг у меня возникает мысль, что Владимир Иванович может обидеться. Молодые педагоги пришли учить его, как улучшить положение в школе. Но ничуть не бывало.

— Понимаю, понимаю… Вы пришли испытать на вашем завуче, на старике, свои новые идеи. Пытаетесь одолеть мой консерватизм, хе-хе-хе! — И уже серьезно: — Мне нравятся ваши предложения, Степан Антонович. Хочу кое-что добавить.

Что же именно?

Андрей Михайлович начал хорошее дело: доклады на теоретические темы. Эти доклады могут оказаться очень полезными для наших учителей, но все-таки они слишком академичны. Педагоги нуждаются также и в практической помощи. Вот этим Владимиру Ивановичу и хотелось бы заняться. Почему бы не ввести открытые уроки в нашей школе? О них много пишут в педагогической литературе.

Я читал в «Учительской газете» о таких уроках. Это, очевидно, очень хорошее начинание. Каждому педагогу дается возможность поучиться у коллеги, а то и покритиковать его, чтобы он в дальнейшем не повторял замеченных ошибок.

— Да, это неплохое средство для проверки качества уроков, — замечает Владимир Иванович.

— Вот Санда Богдановна… Кто ее знает, что и как она преподносит ученикам? — Я это только к примеру, — улыбается Мика Николаевна. — Сколько раз в месяц могут посетить ее уроки Владимир Иванович или, скажем, Андрей Михайлович? От силы, по одному разу. А если будут открытые уроки, каждый учитель сможет их посещать. Представьте себе, насколько вырастет ответственность педагога!

— Я хотел бы, Степан Антонович, чтобы сделали почин вы. — Владимир Иванович задумчиво поглаживает свою бородку. — Вы дадите живой урок, с огоньком. Как тогда, помните, когда я сидел у вас.

— Я? Но почему же? Нет, пусть кто-нибудь постарше…

— Ничего, дорогой мой! — Владимир Иванович похлопывает меня по плечу. — Сделаете ошибку по-критикуем. И другим полезно будет. И потом, их у вас не так уж много, ошибок этих… Зато есть и большие достоинства: интерес, который вы стремитесь пробудить у детей, душа, которую вы вкладываете в свой урок. Это весьма ценные качества для педагога, и другим учителям стоит у вас поучиться.


Рекомендуем почитать
Артистическое кафе

Камило Хосе Села – один из самых знаменитых писателей современной Испании (род. в 1916 г.). Автор многочисленных романов («Семья Паскуаля Дуарте», «Улей», «Сан Камило, 1936», «Мазурка для двух покойников», «Христос против Аризоны» и др.), рассказов (популярные сборники: «Облака, что проплывают», «Галисиец и его квадрилья», «Новый раек дона Кристобито»), социально-бытовых зарисовок, эссе, стихов и даже словарных трудов; лауреат Нобелевской премии (1989 г.).Писатель обладает уникальным, своеобразным стилем, получившим название «estilo celiano».


Парная игра

Не только в теннис играют парой. Супружеская измена тоже может стать парной игрой, если в нее захотят сыграть.


Пятьдесят тысяч

Сборник Хемингуэя "Мужчины без женщин" — один из самых ярких опытов великого американского писателя в «малых» формах прозы.Увлекательные сюжетные коллизии и идеальное владение словом в рассказах соседствуют с дерзкими для 1920-х годов модернестическими приемами. Лучшие из произведений, вошедших в книгу, продолжают биографию Ника Адамса, своебразного альтер эго самого писателя и главного героя не менее знаменитого сборника "В наше время".


Проблеск фонарика и вопрос, от которого содрогается мироздание: «Джо?»

«Грустное и солнечное» творчество американского писателя Уильяма Сарояна хорошо известно читателям по его знаменитым романам «Человеческая комедия», «Приключения Весли Джексона» и пьесам «В горах мое сердце…» и «Путь вашей жизни». Однако в полной мере самобытный, искрящийся талант писателя раскрылся в его коронном жанре – жанре рассказа. Свой путь в литературе Сароян начал именно как рассказчик и всегда отдавал этому жанру явное предпочтение: «Жизнь неисчерпаема, а для писателя самой неисчерпаемой формой является рассказ».В настоящее издание вошли более сорока ранее не публиковавшихся на русском языке рассказов из сборников «Отважный юноша на летящей трапеции» (1934), «Вдох и выдох» (1936), «48 рассказов Сарояна» (1942), «Весь свят и сами небеса» (1956) и других.


Зар'эш

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Ржавчина

`Я вошел в литературу, как метеор`, – шутливо говорил Мопассан. Действительно, он стал знаменитостью на другой день после опубликования `Пышки` – подлинного шедевра малого литературного жанра. Тема любви – во всем ее многообразии – стала основной в творчестве Мопассана. .