Во Флоренах - [18]
Иванов говорит горячо. Я ничего не могу возразить ему: он совершенно прав. Я беседовал с ним только один раз, когда вставал на партийный учет. Но он меня помнит и следит за моей работой.
Андрей Михайлович
— То, что вы вчера сделали, Степан Антонович, противоречит всем законам педагогики. Держать ребенка до десяти часов вечера в поле!.. И даже директора школы не поставить в известность… Как можно! За это на вас следовало бы наложить взыскание, Степан Антонович!
Такими словами на следующий день встречает меня Андрей Михайлович. Я недоумеваю: то есть как это не поставил в известность директора? Я ведь предупредил его, что Горцей займусь специально и что беру на себя всю ответственность за него. Я не думаю, что вчерашний день повлиял на Горцю плохо. Сегодня я спрашивал о нем других учителей. Горця приготовил уроки по всем предметам. Правда, я не знаю, когда он успел… Вероятно, встал раньше, чем всегда. Может, и не доспал… Но ведь я не каждый день собираюсь с ним проделывать такое.
Андрея Михайловича меньше всего, конечно, интересует Горця и его воспитание. Ему бы только пререкаться! Все никак не может забыть того спора из-за двойки, которую я поставил Григорашу!
— Если бы не наша с вами старая дружба, — слово «дружба» Андрей Михайлович произносит особенно значительно, — и если бы я не имел дела с молодым педагогом, я бы безусловно вынес вам выговор, да еще в районо написал бы!
Выходит, что директор проявляет снисходительность ко мне. Во имя чего ты делаешь это, дружище?
— Пишите, куда хотите! — говорю я равнодушно. — Я считаю правильным свой подход к Горце.
— Степан Антонович, зачем вы спорите? Ведь, надо думать, нам не один год еще придется работать вместе!
— Работать, но не мешать друг другу!
— Ах, вот как? Но я все-таки директор, не так ли?
— Директор тоже может быть неправ. И я не собираюсь извиняться перед вами, если никакой вины за собой не чувствую.
Андрей Михайлович меняется в лице. Повернувшись ко мне спиной, идет к окну.
— Я вас больше не задерживаю, Степан Антонович. Можете делать все, что вам в голову взбредет. Хоть в кружок бальных танцев запишитесь… Да, должность директора школы — нелегкое ярмо!
Не знаю, глуп он или притворяется. Ему ли говорить об ярме! Что-то не видно, чтоб он особенно надрывался на работе!
Я долго не могу заснуть. Меня мучает вопрос: что он за человек? А ведь я был знаком с ним когда-то.
Осенью 1939 года я впервые переступил порог Ясского университета. В кармане у меня было сто лей. Приблизительно столько же родители обещали высылать мне каждый месяц. Прежде всего нужно было найти себе угол. Я наводил справки у старших товарищей, где бы мне достать комнату. Пусть совсем плохонькую, где-нибудь на окраине, лишь бы дешевую. «Дешевую? — смеялись студенты. — Где же ты такую найдешь?»
Однажды, во время обеда в студенческой столовой, ко мне подошел высокий и широкоплечий юноша.
— Андрей Сэкултец, — отрекомендовался он, — студент четвертого курса математического факультета. Будем знакомы. Я слышал, что вам негде жить. Могу указать одно место, где сдается комната. И недорого просят.
Он с улыбкой протянул мне руку. Его большие черные глаза на загорелом, с правильными чертами лице изучали меня.
Сэкултец пошел вместе со мной. Комната, которую он мне рекомендовал, находилась в центре города.
— Сколько вы хотите за нее? — спросил я хозяйку, низкорослую, тучную женщину.
— За ценой дело не станет, — подмигнул Сэкултец хозяйке. — Госпожа дорого не берет с таких честных и бедных парней, как вы.
Я остался. Комната была изолированной. Одно окно выходило в сад. Я наслаждался чистотой, теплом и уютом. Но меня не переставала тревожить мысль: сколько хозяйка потребует все-таки за такую хорошую комнату?
Утром пришел Сэкултец и застал меня в постели.
— Как? Вы еще спите? Полдня и целую ночь?
Он не знал, что я семь ночей провел на вокзале, где мне едва удавалось вздремнуть часок-другой. Я поделился с Андреем своим беспокойством: а вдруг хозяйка потребует много денег?
Сэкултец рассмеялся:
— Вы ей будете платить столько же, сколько я своей.
Он снимает комнату в соседнем доме, у вдовы, сестры моей хозяйки. Сколько он платит? Ничего не платит. Вдова держит лавку на базаре, и Сэкултец отпускает в этой лавке овощи. То же самое придется мне делать для моей хозяйки, и все будет в порядке.
— Да, но когда же заниматься?
Сэкултец смеется над моей наивностью. Заниматься!.. Студент должен быть, прежде всего, хорошо одет. Вечером ему не мешает заглянуть в ресторан. Для этого нужны деньги. А где их взять, как не у старой бабы, которая заставляет тебя целый день торчать в ее лавке? Вовсе не обязательно, чтобы ты немедленно отдавал ей все вырученные деньги. Может и подождать. Иначе, как бы он мог купить золотые часы, которые у него на руке? Отец Сэкултеца — сельский учитель. Ну, виноградник у него еще есть, корова. На двести лей в месяц, которые он высылает сыну, не разживешься. А заниматься? Хе-хе, браток! Важно, прежде всего, обладать хорошими манерами и элегантным костюмом. Тогда и диплом обеспечен.
— Так, значит, и мне придется торговать овощами на базаре?
Камило Хосе Села – один из самых знаменитых писателей современной Испании (род. в 1916 г.). Автор многочисленных романов («Семья Паскуаля Дуарте», «Улей», «Сан Камило, 1936», «Мазурка для двух покойников», «Христос против Аризоны» и др.), рассказов (популярные сборники: «Облака, что проплывают», «Галисиец и его квадрилья», «Новый раек дона Кристобито»), социально-бытовых зарисовок, эссе, стихов и даже словарных трудов; лауреат Нобелевской премии (1989 г.).Писатель обладает уникальным, своеобразным стилем, получившим название «estilo celiano».
Не только в теннис играют парой. Супружеская измена тоже может стать парной игрой, если в нее захотят сыграть.
Сборник Хемингуэя "Мужчины без женщин" — один из самых ярких опытов великого американского писателя в «малых» формах прозы.Увлекательные сюжетные коллизии и идеальное владение словом в рассказах соседствуют с дерзкими для 1920-х годов модернестическими приемами. Лучшие из произведений, вошедших в книгу, продолжают биографию Ника Адамса, своебразного альтер эго самого писателя и главного героя не менее знаменитого сборника "В наше время".
«Грустное и солнечное» творчество американского писателя Уильяма Сарояна хорошо известно читателям по его знаменитым романам «Человеческая комедия», «Приключения Весли Джексона» и пьесам «В горах мое сердце…» и «Путь вашей жизни». Однако в полной мере самобытный, искрящийся талант писателя раскрылся в его коронном жанре – жанре рассказа. Свой путь в литературе Сароян начал именно как рассказчик и всегда отдавал этому жанру явное предпочтение: «Жизнь неисчерпаема, а для писателя самой неисчерпаемой формой является рассказ».В настоящее издание вошли более сорока ранее не публиковавшихся на русском языке рассказов из сборников «Отважный юноша на летящей трапеции» (1934), «Вдох и выдох» (1936), «48 рассказов Сарояна» (1942), «Весь свят и сами небеса» (1956) и других.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
`Я вошел в литературу, как метеор`, – шутливо говорил Мопассан. Действительно, он стал знаменитостью на другой день после опубликования `Пышки` – подлинного шедевра малого литературного жанра. Тема любви – во всем ее многообразии – стала основной в творчестве Мопассана. .