Во что я верую - [96]

Можно предположить, что существо, которое я оскорбил своей резкостью, внезапным приступом бессмысленного гнева, — мертво. Возможно, что всю свою завершившуюся временную протяженность, эту печаль, это существо вместе со своей смертью унесло в вечность. Что я могу поделать? Мне навсегда останется одно только горе этого горя, и бремя это мне суждено влачить до самой собственной смерти. Но можно предположить, что если я приложу все силы, чтобы попытаться стереть это пятно, то ткань, которую я силюсь зашить, порвется где-то в другом месте: ведь на ту временную протяженность, которой я являюсь, давит больше обязанностей и тягот, чем я в состоянии снести. Стоит мне, подобно жене Лота, оглянуться назад, как мне уже не дано будет узреть огненный столп, приуготовляющийся превратить все мои помыслы в ничто.

Будьте святы, будь свят как YHWH, — гласит книга Левит; будь совершен, как совершен Отец твой Небесный, — говорит мне Христос; мне же никогда не стать ни святым, ни совершенным, и я чувствую, как во мне начинают звучать слова покаяния в грехах, сочиненного в 1539 году для Церкви Страсбургской Жаном Кальвином и Мартином Буцером:

«Господи Боже, Отче вечный и всемогущий, мы признаем и каемся» (эту молитву мы читаем совместно, потому что нам памятно, что когда, соединившись вдвоем или втроем, мы молимся Отцу нашему вместе, то молитва наша становится доходчивее — настолько, что она неукоснительно оказывается услышанной Богом) «перед Твоим Святым Величием в том, что мы — бедные грешники. Порожденные в рабстве греха» (родившиеся с ненасытной жаждой к собиранию плодов одних только наших усилий во имя свершения нашего жребия), «склонные ко злу, неспособные сотворить добро по собственному почину, мы всякий день преступаем на разный лад твои святые заповеди, навлекая на себя посредством твоего суда праведного осуждение и смерть».

Разве не является моей собственной историей всё то, что мы распознаем как присущее нам в истории народа Божьего и в истории воплощения Бога во Христе? Я задаюсь вопросом — но нет, я знаю, я знаю это по опыту того времени, когда я полагал, что и не ведаю, и не верю; мне ведомо, что каждому человеку дано ощутить эту неполноценность по сравнению с тем, к чему стремится его дух. Я в отчаянии от того, что ощущаю в себе это тщетное стремление ускользнуть от всевластия времени, и я чувствую, что во мне нет ничего достаточно богатого содержанием, достаточно ценного, чтобы я мог ускользнуть от этого всевластия времени. У любого достанет сил, чтобы прочесть первую часть покаяния в грехах. В самом деле, все мы — «порожденные в рабстве своих наклонностей, неспособные творить добро сами, по собственному почину», неспособные полностью, совершенно, бесповоротно недостойные сердечного общения с Сущим в себе, с Творцом, неспособные к Вечной жизни, на которую мы, тем не менее, уповаем.

Semper peccator213— кто же не сознает, не ощущает себя неизменно грешником?

И вместе с тем — simul semper justus214.Ибо в то время, когда я говорю Богу: «ты будешь чинить суд праведный»; когда я смиряюсь с тем, что мне не дано получить, заслужить того, что я не в силах ни получить, ни заслужить, — Бог, снизошедший ради этого суда праведного надо мной, коснулся уст моих углем пылающим, который жжет и глаголет мне: «Ты чист, такова воля Моя». «Вот, это коснулось уст твоих, и беззаконие твое удалено от тебя, и грех твой очищен» (Ис 6: 7). Ибо «трости[215] надломленной не переломит, и льна курящегося не угасит» (Ис 42: 3). Этого движения Ему достаточно, Ему достаточно того, что я не отвергаю его милости и прощения, с которыми Он пришел ко мне и которые я принимаю, — как не отвергаю я той вечной жизни, к которой я стремлюсь и надежду на которую ничто во мне не позволяет питать. Происходит почти так, как если бы Бог хотел добиться прощения за то, что Ему приходится прощать нас, приходится немного подталкивать нас к тому, чтобы вступить в Его вечное Царство. А Ему необходимо нас подталкивать. Разве Бог-Отец не говорит сыну Своему и рабу, Христу, не надломи их, ибо они нужны Мне свободными; единственная трость надломленная, сломленная, единственный, чьи кости перебиты, а кровь пролита, — это Христос; не надламывай их, ибо они нужны Мне. «Убеди [их] придти, чтобы наполнился дом мой» (Лк 14: 23). И Христос отвечал на мольбу «одного из повешенных злодеев»[216] — брата моего: «Помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое!» — сказав: «Истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю» (Лк 23: 42–43).

Так срабатывает semper Justus — всегда праведный из определения «всегда подобны друг другу грешник и праведник». Бог неизменно дает нам намного больше того, о чем мы Его молим.

Лишь ради того, чтобы наделять праведностью и прощением, Бог пустил в ход эту грандиозную мощь Искупления, эту неслыханного масштаба силу возмещения, чье неназойливое присутствие излучает сильнейшее воздействие, оказываемое «рукою крепкою и мышцею высокою»[217].

Если Бог возжелал невозможного: уподобления Ему в святости и в совершенстве, — то так произошло оттого, что для Вечной жизни нельзя было потребовать меньшего. И поскольку это было полностью за пределами наших возможностей, полностью за пределами возможностей всего того, что относится к бытию вторичному, к тварности, то Бог решил, что праведность любого человека, который согласится принять ее, станет Праведностью Христовой. Вследствие чего моя праведность не от моей праведности происходит, моя святость — не в моей святости коренится, и праведность моя (justitia passiva