Во что я верую - [81]

Нужно ли было объединять с ясной, точной, прозрачной, прямолинейной историей спасения эти мифы темных веков, образующих ту таинственную область, которая простирается от первой могилы до избранничества Авраама?

Да, поступить так следовало, ибо эти мифы существуют, ибо они включены в священное предание народа и Церкви; ибо мы не можем пренебрегать ни темными веками человека, ни историей природы: ведь наш долг — отчитаться за них; ибо это действие Бога необходимо для той интерпретации Смысла, которую я вам предлагаю. В ее основе — независимый ход Сотворения мира в рамках самостоятельного возрастания временной протяженности, этой сферы свободы, — а также возмещающее действие Бога… во имя свершения умысла Бога, направленное на приобщение к Его жизни, во имя oevium, aion, что мы толкуем как приобщение к вечности тех проявлений сознания, тех существ, чье возникновение во времени оказалось Ему угодным.

Если дело обстоит именно так, то Бог не мог бросить на произвол судьбы человечество, а за ним — и всю Сотворенность мира; об этом нам ненавязчиво напоминают первые одиннадцать глав Библии. Каин — убийца; Ной — человек прямодушный; но, где бы он ни находился, он — праведник в свете чувств и разума; Вавилон — это толпа, полная далеко идущих намерений; она настолько безымянна, что в конечном счете утрачивает возможность взаимопонимания; то, что Откровение использует мифическую память[CVI] людей Средиземноморского бассейна, вполне логично и последовательно.

Откровение запечатлевает завет: Сотворение мира, которое в силу таинственной ущербности, проявившейся изначально, оказывается пущенным на волю высоко вздымающихся волн, в свободу, употребляемую во зло, связано с Богом, который, через все эти истории, в которых перемешивается, сохраняется и преобразуется множество форм и фактов действительности, позволяет угадать наличие всепроникающего провиденциального действия. Одним словом, в Откровении звучат голоса этно-антрополога и социолога, а потом уже историка.

* * *

Искупление не безымянно; оно называет по имени каждого человека:

«И отдам тебе хранимые во тьме сокровища и сокрытые богатства, дабы ты познал, что Я Господь, называющий тебя по имени, Бог Израилев. Ради Иакова, раба Моего, и Израиля, избранного Моего, Я назвал тебя по имени» (Исх45: 3–4).

Искупление начинается с истории Авраама. Я уже рассказывал о патриархе Аврааме[CVII], которого любовь к Богу подвигла сняться с насиженных мест[CVIII].

С появлением Авраама оказывается перевернутой большая страница космогенеза. Кажется, что до Авраама Бог только взирал, вперив свой взор в свет. Кажется, что Он не противился свободе. Как если бы Он хотел поглядеть, — это образ, — как неслыханно далеко она может зайти. Возмещающие поправки второго Сотворения мира Он внес на расстоянии, недрогнувшей — но равнодушной и, так сказать, безличной — рукой. Разумеется, Библия уже нарекает Его Его истинным именем, разъяснив это последнее лишь позже. Он — YHWH Elohim, да, Элохим, далекая трансцендентность, очевидный Творец всеохватного сущего и света.

Бог-Провидение постарался избежать худшего. И широким потоком течет история человечества в избранном Им направлении, ставшем главным в силу этого выбора в рамках universum infinitum[185].

Так оказывается преданной забвению первоначальная осечка. Никому на земле не вспоминается другая история, та, которой не было: история без Грехопадения сокрыта в памяти Бога. Нам никогда не удается узнать о ней ничего, кроме слова, вырвавшегося по воле Бога у вдохновенного чтеца поэмы о Сотворении мира.

Привольно течет история человечества, история как следствие индивидуализации времени, история множества людей, по воле которых развивается цивилизация технического прогресса[CIX], людей, ставших хозяевами жизни, изменивших экосистемы на благо человеческого сообщества и сумевших возвести пирамиды, пытаясь забыть о смерти и убедить себя в том, что она — не то, что она есть.

За две тысячи лет до этого[186] люди, стремясь уберечь от смерти хотя бы ничтожную часть ее воровской добычи, чтобы лучше сохранить память о пережитом, изобрели идеографическое, а позже всё более аналитическое письмо, разнообразные виды которого дают возможность облегчить утомительную задачу повторного программирования мозга у вновь нарождающихся людей, которым вскоре предстоит умереть.

Уж давно, с той Вечности — начала, в котором нет начала, как нет и конца, а есть только вечное настоящее, — Бог ожидал появления человека, которого Он мог бы доподлинно полюбить. Пожалуй, незачем докапываться дальше до смысла той тайны, какой в наших глазах является это долгое ожидание: Богу в его знании был нужен Авраам. Вы должны правильно понять, что Богу нужен Авраам в силу созидающей ярости Его Любви. Богу нужна свобода, отвечающая Его ожиданиям, оттого, что он сотворил мир до пределов, до крайних возможных пределов[CX], оттого, что созданная Им вселенная представляет собой, по любимой формулировке Лейбница, «лучший из возможных миров».

Каин оставляет без ответа предостерегающего его Бога. Не отвечает Ему даже Ной, как бы подавленный заботой Бога. Безмолвствует и поколение строителей зиккуратов и главной Вавилонской башни. Свобода за свободу. Бог мирится с этой свободой. Любовь Бога мирится с необходимостью воздействия на мир, действия в мире лишь в невероятных рамках «равенства оружия». Любви Бога нужна ее вселенная, а в ней — человек. Но — так, чтобы не сломать его. Слишком велико могущество Бога; святость же этого могущества очевидна для человека, призываемого Богом. Для того, чтобы одержать победу и спасти, у Бога, к счастью, есть в запасе тайное оружие: Его бесконечное терпение. Бог ждал столько, сколько нужно, для того чтобы по-настоящему приступить к делу Спасения: он ждал Авраама.