Во что я верую - [56]

Это осознание наличия некоего священного начала, эта насыщенность всего сущего есть на самом деле, она растворена во всём. Язычество — это первичная религиозность, признание того, что составляет суть значащего бытия прежде всего там, где оно дается опытом и сознанием. Иными словами, противоборство между язычест. вом и христианством не обязательно. Христиане признают эту насыщенность всего сущего вокруг них. Они приписывают ее Богу. Им ведомо, что небеса проповедуют славу Божию и что о делах рук Его вещает твердь[154]. Они, таким образом, идут дальше осознания того, что существует некое растворенное во всём священное начало, причиной которого они считают Единосущего, Творца и Спасителя. Поистине, они не отреклись от смысла, содержащегося в речи апостола Павла перед ареопагом Афин (см. Деяния, 17: 23–31). Язычество — один из этапов. Пока оно свидетельствует о том, что и в самом деле было дано недвусмысленное наставление, источником которого являются чувства и разум, оно остается полезным связующим звеном. «Афиняне! По всему вижу я, что вы как бы особенно набожны […]. Я нашел и жертвенник, на котором написано: "неведомому Богу". Сего-то, Которого вы, не зная, чтите, я проповедую вам: Бог, сотворивший мир и всё, что в нем […], не в рукотворенных храмах живет…»

Иерофании — это, стало быть, связующие звенья; в этом качестве они пребывают по-прежнему, пока не посягают на то, чтобы восприниматься как богоявление, как проявление Бога — источника мира, совершенно недосягаемого для мира, если не считать Пути, избранного Им для того, чтобы позволить познать Себя.

* * *

Да, появление ощущения того, что есть некое священное начало, доступное в опыте любому человеку, направляет нас на путь к тому, что мы зовем откровением. В своих основах оно принадлежит процессу познания.

Познание существует. Оно предшествует завершению становления человека. По своей природе оно определяется законами Praxis. Органом познания стала рука в сочетании с мозгом. Практическое познание ведет к познанию умозрительному. Так как мы испытываем потребность в понимании и так как невозможно по-настоящему жить без какого-то представления о смысле вселенной, то умозрительное познание — это еще и познание практическое, по крайней мере — жизненно важное, жизненно необходимое.

Познание смысла, Сущего принадлежит некоему Откровению. Припомните уже приводившиеся нами слова Евангелия: «Блажен ты, Симон, сын Ионии, потому что не плоть и кровь открыли тебе это, но Отец Мой, сущий на небесах». Я пытаюсь познать — и открываю путь к познанию. Открывать путь к познанию сокрытого — значит открывать это.

Откровение принадлежит познанию, но оно представляет собой перемещение по оси: познаваемое/познающий, объект/субъект.

По сравнению с простым, моральным, обычным познанием, отражающим движение субъекта к объекту, Откровение подчеркивает важность движения в обратном направлении, движения того, что стремится быть познанным. Отсюда вытекает, что выражение «естественное Откровение» несколько двусмысленно. В нем содержится второй, расширительный смысл. О естественном Откровении мы можем говорить в связи с тем, что в рамках культуры является передатчиком, главным средством Откровения.

«Небеса проповедуют славу Божию, и о делах рук Его вещает твердь. День дню передает речь, и ночь ночи открывает знание. Нет языка, и нет наречия, где не слышался бы голос их. По всей земле проходит звук их, и до пределов вселенной слова их […]. Закон Господа совершен, […] откровение Господа верно, умудряет простых. Повеления Господа праведны, веселят сердце; заповедь Господа светла, просвещает очи», — провозглашает псалом 18-ый[155]. Перед нами — прямое обоснование аргумента, именуемого a contingentia mundi.[156] Для христиан, убежденных в том, что мир получил свое бытие от Бога, получил вместе со свободой и судьбой; что Сотворение, то есть дарованность бытия, представляет собой сотворенность через Слово — что предполагает личное участие Бога в делах мира (созданного Богом, разумеется, свободно, но не ради забавы, а в силу глубокого умысла, заключенного в Нем, умысла, который с нашей стороны может только быть объектом приятия и поклонения), — нет ничего удивительного в том, что порядок, структура вселенной отмечены воздействием Бога и приводят к Нему, будучи свидетельством всего сущего по поводу истоков бытия.

Следовательно, естественное Откровение составляет часть Откровения особого. По поводу этого естественного Откровения уверенно можно высказываться только по двум пунктам, и эта уверенность свойственна всем христианам: оно существует, оно недостаточно.

Оба этих Откровения — это еще и два подхода, не исключающих друг друга: естественное Откровение можно использовать для установления некоторых истин; отсюда — возможность некоей общности, общей области, где оба подхода частично перекрывают друг друга (так полагала значительная часть деятелей средневековой схоластики и классического богословия неотомистского толка после Тридентского собора[157]); — либо же естественное Откровение ведет, через мучительное постижение неполноты, к поискам возможности следовать каким-то иным источникам — или тому,