Внутри - [42]

— Я видела рисунки, которые вы сделали для мамы Руслана, — указала я. — По крайней мере, я думаю, что их сделали вы.

— Я, — подтвердил Тарасов.

— Значит, вы знаете, где сейчас находится Руслан?

— Никто этого не знает наверняка, даже сам Руслан. Но меня несказанно радует, что вы используете слово «где». Значит, вы не безнадежны, с вами можно говорить. Сварите кофе, милочка, крепкий, черный. Вы ведь в этом доме недавно?

Ну у него и скачки с темы на тему…

— Меньше недели, — ответила я.

— Это очень хорошо. Значит, дыры в пространстве еще нет, здесь безопасно, можем поговорить. Но я не рекомендовал бы вам задерживаться на одном месте.

Так странно… Совсем недавно, услышав от кого-то такие слова, я бы вызвала неотложку. А теперь все мои силы уходили на то, чтобы погасить в душе тревогу. Потому что я чувствовала: Тарасов прав. Нам с Русланом теперь нигде нельзя задерживаться надолго.

Я сварила кофе, и мы с моим гостем устроились на кухне. Руслан остался сидеть в комнате, такой же безучастный ко всему.

— Значит, Руслан все-таки не здесь, — задумчиво произнесла я. — А где тогда? В каком-нибудь параллельном измерении?

— Да и нет. Для начала вы должны усвоить следующее: случай Руслана уникален. Я ни о чем подобном раньше не слышал, да и не думаю, что это может случаться часто. Он единственный в истории, кто оказался и там, и здесь. По крайней мере, единственный, о ком нам известно.

— Нам — это кому?

— А вы считаете, что все началось с истории Руслана? — усмехнулся Тарасов. — Нет, всему этому уже много лет… Сотни, тысячи лет! Ира обратилась ко мне не потому, что ей просто нужно было к кому-то обратиться. Она искала людей, которые готовы были поверить в нечто такое, что не объясняется привычными знаниями о мире. Так она и вышла на меня.

— И кем же были вы?

— Исследователем. Мир намного шире и загадочней, чем принято считать. Я никогда не кричал об этом, потому что знал, как много вокруг людей с закостенелым мышлением. Они не только не помогли бы, они стали бы мне мешать. Поэтому я не афиширую, какие темы меня по-настоящему интересуют, и обсуждаю их только с людьми… равного уровня. С теми, кто верит в бесконечные возможности этого мира.

— Вроде как агент Малдер, — не сдержалась я. — В вечном поиске инопланетян!

Не следовало говорить так, знаю. Особенно после всего, что я уже увидела. Однако я ничего не могла с собой поделать: привычный мне мир рушился, и цинизм стал естественной защитной реакцией на это.

К счастью, Тарасов не обиделся.

— Кого волнуют инопланетяне, когда столько непознанного на Земле! Хотя мыслите вы в верном направлении.

— Что, серьезно? — поразилась я.

— Да, ведь мы обсуждаем место, куда попал Руслан. Екатерина, люди пропадали всегда, столько, сколько существует человечество. Порой это были случайности — зашел не туда, заблудился, умер, да так и остался лежать неопознанными костями. В других случаях, это было делом рук их собратьев: увели, обманули, убили и спрятали тело. Вот и пропавший без вести! Но были и третьи случаи, когда люди просто исчезали. В один миг они были, в другой их не стало, иногда — вместе со всеми вещами, которые у них были, а иногда вещи оставались, но людей все равно не было, как не было никакого разумного объяснения: куда же они делись? Третий случай стал загадкой, вызовом, который приняли люди, пресыщенные банальными проблемами. Кто-то пытался решить эту загадку самостоятельно, кто-то объединялся с коллегами, вот как я. Прошу заметить, что в наши дни речь уже не идет о тайных сообществах, скорее, это научный интерес, объединяющий разных людей.

Причем каких людей! Судя по словам Тарасова, этим занимались все, от историков до физиков-ядерщиков. Каждый из них искал ответ в своей плоскости науки, но по отдельности они ничего не могли добиться, зато вместе, объединяя крупицы добытых знаний, они сумели построить более-менее логичную теорию.

Среди загадочно исчезнувших людей некоторым случаям все равно находилось хоть какое-то объяснение, рано или поздно, их отметали, как погрешность. Основной акцент делался на тех, кто действительно пропал.

— Мы обратили внимание, что происходит это чаще всего в определенных местах. Не всегда, однако иногда закономерность можно отследить.

— Вроде Бермудского треугольника? — спросила я.

— Да, как вариант, хотя в большинстве своем, эти места не так… хм… раскручены и популярны. Я и мои коллеги пришли к выводу, что привычное нам пространство в этих местах иногда просто разрывается. Людей, которые имели несчастье оказаться возле разрыва, утягивает, их влечет за собой сила, которой они не могут сопротивляться. Да что там говорить, все происходит так быстро, что они порой и понять не успевают, что с ними случилось.

Я вспомнила те рисунки, которые он делал для Ирины Георгиевны. Да, там было нечто похожее на расслоение пространства… Вот обычный мир со счастливыми человечками. А рядом с ним — нечто похожее, но не совсем понятное, и человечки там уже не счастливые. И даже, пожалуй, не человечки.

Тарасов изучал все это в теории, чуть ли не вслепую шел. Но я-то там была! Я видела, что кое-что он угадал. Это был мир, где тоже существовал дом моей тетки, и сад при нем, и забор, но все это — какое-то искаженное, опасное, едва ли способное стать даже временным укрытием, не то что постоянным жильем.