Внутренний рассказчик. Как наука о мозге помогает сочинять захватывающие истории - [72]
Что бы ни приключилось с вашим персонажем, должен быть строго определенный момент, когда он отчетливо осознаёт: или он будет вести себя именно так, или с ним произойдет именно это. Теория управления, сформированная этим моментом, включает в себя два компонента, и поэтому он так важен. Во-первых, она указывает нашему протагонисту, кем ему нужно быть, чтобы получить желаемое от мира вокруг. Во-вторых, она указывает ему, как избежать плохого. Иными словами, этот момент и порождаемая им теория управления помогут нам определить и будущие цели нашего персонажа, и его тайные подсознательные страхи.
Давайте используем «Лоуренса Аравийского» в качестве примера. На истоки первичной травмы Т. Э. Лоуренса нам намекает сцена у костра, когда он скромно признается в изломанной судьбе своей семьи. Его отец, сэр Томас Чепмен, не женился на его матери, что было необычной и постыдной ситуацией для человека его времени и положения. Мы можем представить себе, как юный Лоуренс отчаянно искал внимания отца, но редко с ним виделся и потому ощущал себя словно пустым местом. И тогда однажды маленький Лоуренс вдруг решил повести себя дерзко, с тщеславным своеволием, и в один-единственный драгоценный, незабываемый миг отец ответил ему теплом и радостью. Так возникла первичная травма, а Лоуренс выучил урок: «Если я буду вести себя как самовлюбленный бунтарь, люди, которыми я восхищаюсь, будут меня замечать».
Понимание, что больше всего на свете Лоуренс страшится оказаться невидимым для важных для него людей, помогает нам мысленно выстроить модель его личности с портретной точностью. При построении его истории это будет иметь колоссальное значение.
Личность (глава 2.1)
На этом этапе вы также можете поразмыслить над типом личности вашего персонажа. Что с ним произойдет, если пропустить его самого и его недостаток через фильтр каждой из черт Большой пятерки?
Творец героев (главы 2.6 и 2.7)
Ваш следующий шаг – претворить эти недостаток и травму в личность персонажа и его жизнь. Для этого нужно позволить персонажу впитать их настолько, что он вообще перестанет воспринимать это как недостаток. Мы собираемся имитировать процесс, посредством которого это делает мозг.
У нас есть наш момент первичной травмы и созданное им убеждение о мире. Теперь персонажу необходимо столкнуться с каким-нибудь значимым подтверждающим событием, которое «докажет» ему, что это убеждение соответствует истине. Происходит нечто, вынуждающее персонажа стать воплощением этого недостатка. Он пробует его в качестве теории управления. И это работает! Персонаж проникается верой в то, что его несовершенное убеждение истинно.
Этот поворотный момент обязан произойти с героем до двадцати одного года. При этом эпизод должен подразумевать некоторый риск. Что-то должно быть поставлено на карту. И персонаж должен быть в центре этого действия. Он должен позволить этому несовершенному убеждению управлять собой в момент, когда герою брошен серьезный вызов, – и оно окажется его суперсилой. Произошедшее вынудит его почувствовать (или как минимум полностью убедить себя в этом), что это не просто верное убеждение, а наиболее верное из всех, которые только существуют на белом свете. В понимании персонажа, это ключ к тому, как теперь надлежит себя вести – отныне и навсегда.
По ходу этой сцены ему нужно будет защитить свою модель поведения. Не имеет значения, насколько мы заблуждаемся, наш мозг, этот творец героев, исхитряется убеждать нас в нашей правоте. Он настраивает нас на позитивный лад следующими способами:
дает нам почувствовать себя добродетельными;
дает нам почувствовать себя в роли Давида с относительно низким статусом, которому угрожает могущественный Голиаф;
убеждает нас, что мы заслуживаем более высокого статуса;
убеждает нас, что мы, так или иначе, бескорыстны, а наши враги – напротив.
Так пусть мозг героя защищает свои действия и творимое им мировоззрение при помощи героизирующего повествования (см. главу 2.6). Он может проговаривать его «вслух», общаясь с антагонистом и другими персонажами, на которых держится история, или обращаться исключительно к читателю. Вы должны настолько сродниться со своим персонажем и его недостатком, что вашими вескими аргументами в защиту его сомнительных решений вы практически сможете убедить самих себя (на своих уроках я привожу в пример культовую речь из «Нескольких хороших парней» сценариста Аарона Соркина: «Правда тебе не по зубам!»). В этой сцене мы наблюдаем, как недостаток берет вверх над нашим протагонистом и начинает управлять его решениями и поведением. Он становится ключевой частью его личности, которую он будет защищать не на жизнь, а на смерть. С этого момента его несовершенное убеждение становится святыней. Оно становится его самовосприятием в контексте человеческого мира. Ключом к контролю над миром и спасением от того, чего протагонист в глубине души страшится.
Точка зрения (глава 2.3)
Эта часть основана на известном упражнении писателя и преподавателя Джона Гарднера. Попробуйте переписать фрагмент романа Джеймса Болдуина из главы 2.3 – но с точки зрения вашего персонажа. Вот он заходит в джазовый клуб в Гарлеме в 1950-х. Что он испытывает? На какие детали обстановки он обращает внимание? Что внушает ему героизирующее повествование в его голове? Чувствует ли он страх или угрозу? Есть ли у него конкретная цель? Возможно, кто-нибудь прямо бросает ему вызов. Что по поводу этих ощущений персонаж скажет сам себе? Что ему понадобится, чтобы чувствовать себя лучше?
Престижное образование. Дорогие автомобили и часы. Спортивные кубки. Международные научные премии. Офис на 50-м этаже. Положение морального светоча. Что общего у этих вещей? Все они символизируют статус, а без него мы не можем представить свое существование. Больше того, без понимания его природы нам не понять и саму жизнь. «Статус» – самая амбициозная книга британского писателя и журналиста, автора бестселлера «Селфи» Уилла Сторра, раскрывающая, как стремление к успеху сформировало человечество. Опираясь на достижения нейробиологов, антропологов и психологов, автор показывает, что именно мы унаследовали от наших предков-приматов, как современное общество стало полем битвы за статус и что нужно делать, чтобы преуспеть в игре в жизнь.
Каждый день с экранов смартфонов на нас льются потоки селфи и мотивационных постов – и сами мы стремимся выглядеть в глазах окружающих идеально. Однако недовольство собой, вечный попутчик перфекционизма, может довести человека до безумия и самоубийства. Как нарциссизм XXI века изменил нашу жизнь и из чего он складывается? В этой книге британский журналист Уилл Сторр отправляется в длинное путешествие, чтобы найти ответы на эти вопросы. Автор пробует жить в монастыре, берет интервью у стартаперов из Кремниевой долины, влияющих на жизнь миллионов людей, углубляется в биографии Зигмунда Фрейда и Айн Рэнд, а также разоблачает политиков, которые придумали, что высокая самооценка идет нам на пользу.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.
«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.
Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».