Внутренний рассказчик. Как наука о мозге помогает сочинять захватывающие истории - [35]

Если бы в этот момент Фелисити узнала, что в конце концов окажется в постели с Альфредом, для нее это стало бы непередаваемым шоком. Но нас с вами это совсем не удивило бы. Испытанное ею «легкое биение» было зовом ее собственной страсти. Ровно как и Джедедайя Лиланд, проницательно оценивший своего старого друга Кейна, мы ясно можем увидеть ответ на главный для Фелисити вопрос, пускай сама она все еще пребывает в неведении. Сцена срабатывает великолепно, потому что ответ на этот вопрос меняется по ходу каждого абзаца, с каждой новой захватывающей строчкой.

3.1. Множественная личность; персонаж, существующий в трех измерениях

На протяжении многих лет я сражался с пристрастиями и зависимостями. В среднем возрасте моим главным врагом стала еда. Поскольку культура, в которой я существую, помешана на молодости и физическом совершенстве, я занялся безнадежными попытками придать своему животу тот вид, что был у него в мои восемнадцать. В ходе изнурительных сражений против себя самого я обнаружил, что имею дело будто бы с двумя разными людьми.

В понедельник утром, после плотного воскресного жаркого[189] накануне, я – сам Капитан Умеренность, решительный и непреклонный приверженец викторианской морали. Я приберусь в шкафу, а затем разберусь со своей жизнью. Но где-то к вечеру среды Капитан Умеренность куда-то испаряется. Вместо него я превращаюсь в Дуралея Билли, убежденного, что в таком возрасте просто смешно беспокоиться из-за какого-то там жирка на животе. В конце концов, неделя выдалась непростая, и Билли заслужил небольшую награду. Что вообще за человек будет уничтожать себя из-за кусочка рокфора? Ни радости, ни смысла в таком викторианстве! Я пришел к выводу, что проблема самоконтроля отнюдь не сводится к силе воли. Просто в каждом из нас обитают разные личности со своими задачами и ценностями, одна из которых, к примеру, желает быть здоровой, а другая – получать удовольствие.

У нас в голове живут не только модели всего, что есть в окружающем мире, но еще и различные модели нас самих, постоянно сражающиеся между собой за власть. В разные периоды, в разных ситуациях разные вариации нашей личности выходят на первый план. Доминирующая берет на себя роль внутреннего рассказчика, страстно и убедительно защищая свое видение ситуации и, как правило, одерживая победу. В глубинах нашего подсознания скрыта кипящая демократия, в рамках которой наши мини-версии, по словам нейробиолога Дэвида Иглмена, «все время противостоят друг другу» в борьбе за власть[190]. Наша модель поведения – «просто конечный результат таких сражений». На протяжении всего этого процесса наш фантазирующий внутренний рассказчик «работает круглосуточно, чтобы сшивать логические паттерны и повседневную жизнь», пытаясь объяснить суть происходящих событий и нашу роль в них[191]. «Сочинение историй, – добавляет Иглмен, – один из ключевых процессов, в которых участвует наш мозг. Он делает это целенаправленно, чтобы многогранные действия демократии обрели смысл»[192].

Суть множественной личности ярко проявляется при так называемом синдроме чужой руки. У пациентов, страдающих от этого расстройства, конечности могут начать двигаться сами по себе. Это происходит из-за вспышек поведенческой активности, которая у обычных людей подавлена. Немецкий невролог Курт Гольдштейн упоминал женщину, чья левая рука «хватала ее шею и пыталась задушить, причем оторвать можно было только силой»[193]. Американский невролог Тодд Файнберг наблюдал пациента, чья рука «поднимала трубку звонящего телефона и отказывалась передавать ее другой руке»[194]. На сайте «Би-би-си» рассказывалось о случае, когда доктор поинтересовался у пациентки, почему она начала раздеваться[195]. «Пока он не сказал мне, я и не догадывалась о том, что моя левая рука расстегивает пуговицы на блузке, – рассказывала она. – Так что я стала застегивать пуговицы с помощью правой руки, но, как только я остановилась, левая опять начала расстегивать их». Ее «чужая» рука также иногда вытаскивала вещи из сумочки без ее ведома: «Я потеряла множество вещей, прежде чем сообразила, что происходит». Профессор Майкл Газзанига описывает пациента, который «хватал и неистово тряс свою жену левой рукой, в то же время пытаясь прийти ей на выручку правой»[196]. Однажды Газзанига увидел, как этот же пациент взял левой рукой топор. «Я поспешил ретироваться».

Множественность нашей личности раскрывается, когда мы испытываем эмоции. Когда мы злимся, мы становимся будто другими людьми, существующими в другой реальности, с другими ценностями и задачами, нежели чем когда нас охватывает ностальгия, подавленность или радость. Будучи взрослыми, мы уже привыкли к таким странным переменам и научились воспринимать их как естественный плавный и организованный процесс, но для детей опыт превращения из одного человека в другого без их на то желания может быть крайне тревожащим. Будто бы злая ведьма заколдовала их, превратив из принцессы в лягушку.

В своей классической работе «Польза от волшебства: смысл и значение сказок» психоаналитик Бруно Беттельгейм утверждает, что придание смысла подобным ужасающим превращениям – основная функция сказок. Ребенок не может осознанно принять, что навалившаяся волна гнева вызывает в нем желание «уничтожить тех, от кого зависит его существование. Осознание этого поставит ребенка перед необходимостью смириться с очень страшным фактом – его собственные эмоции могут настолько овладеть им, что он не сможет их контролировать»