Внуки королей - [68]

Сначала губернатор говорил спокойно, словно шла обычная беседа, но постепенно разговор перешел в темпераментную речь. Чем громче становятся слова, тем больше появляется туарегов, которые образуют огромный полукруг. Губернатор так крепко держит в руках ленту своего тюрбана, как будто бы хочет ее разорвать.

— Школы надо посещать, нельзя больше сопротивляться учению, — кричит он этим вооруженным и закутанным людям.

Они стоят молча, не шевелясь; не знаешь, какие мысли бродят за их опущенными лисамами. Выжидающий взгляд над краем лисама, руки, обхватившие рукоятку кинжала…

Марабут хочет что-то возразить. Школы, говорит он, его народ имеет со времен предков: это медресе, существующие в лагерях, в них изучают молитвы к Аллаху. Его руки как бы придают осязаемую форму словам — изящные, тонкие, почти женские руки.

— Коран — это хорошо, — возражает губернатор, — но его знания недостаточно. Мы живем в двадцатом веке. Люди строят стальные корабли, на которых они летают к далеким звездам. Только в государственных школах собраны для вас знания, которые так необходимы. Все должны учиться, все без исключения — иначе, что станет с белла, если он задумает покинуть стадо и работать в городе? А ваша молодежь, дети — разве не должны они стать техниками, чтобы строить колодцы, чтобы подводить к вам воду, в которой вы так нуждаетесь?

Молчание. Туареги наклоняют головы.

— Дайте нам подумать, господин губернатор, дайте нам обсудить все это, — просит марабут, — сам я думаю, что мы можем согласиться с вашим советом.

Я должен бы был записать слово в слово с самого начала весь разговор. А между тем я долгое время не осмеливался вынуть блокнот. Лишь позже вытащил я его из кармана, но тайно, как вор. Прозвучала заключительная часть речи; теперь губернатору удалось пробить брешь. Он обосновал те высокие налоги, которыми будут обложены кочевники, для того чтобы можно было построить побольше глубоких колодцев для скота. Ведь лучше пострадать короткое время от высоких налогов, чем потерять навсегда скот, который умирает от жажды. Причем они должны были принять самое активное участие в строительстве; здесь, как и во всем Мали, каждый должен приложить собственные руки к труду, а не только посылать на работу белла. Колодцы нужны для них самих и для их испытывающего жажду скота.

С этими словами он быстро встает, одновременно поднимаются все его слушатели. Они окружают губернатора, возвышаясь над ним. Торжественно говорят:

— Салям алейкум! Мир вам, господин губернатор. Мир также и вам, гости из далекой страны.

Двое верховых на верблюдах сопровождают автомобиль губернатора.

И опять бешеная езда по бездорожью сахеля. Песок, пыль, полуденная жара. Трава, сожженная солнцем. Тщательно закутывает губернатор свой рот.

— Как вы думаете, была воспринята ваша речь?

— Трудно сказать… Но нужно говорить, им нужно все объяснять. И нужно знать: слова есть только слова. Если мы выроем им дающие плодородие колодцы, то превратим кочевников в оседлых крестьян. Только тогда кончится средневековье. — Долго смотрит он на желто-серый ландшафт. — Но я допустил при этом ошибку, — продолжает губернатор. — Они хотели убить быка, помните? Я был против. А если бы я не воспрепятствовал этому, белла имели бы сегодня побольше мяса.

Патина таинственного города

Бетонная дорожка, поцумал я, когда чехословацкий пилот мягко посадил нашу «Дакоту». В следующее мгновение мне уже стало стыдно. Ведь моей первой мыслью по прибытии в Тимбукту была… бетонная дорожка и не больше.

Что нас все время подгоняло вперед? Какая-то смесь романтического любопытства и страстной жажды знаний? Было бы слишком наивно дать такой неточный ответ на этот вопрос.

Ни об одном месте, которое мы посетили, я не слышал столько разговоров и не читал столько в книгах, как о Тимбукту. Этот город обладает целым набором красочных исторических прозвищ: «священный город», «таинственный город», «королева пустыни», «Милан и Нюрнберг средневекового Судана». Чем больше я о нем узнавал, тем загадочнее и непонятнее становился он для меня, как та женщина, чью красоту превозносят так же многословно, как многословно сожалеют о ее несчастье.

Ясным и до дрожи холодным было это утро. Машина доставила нас в современную гостиницу на берегу чистого лазурного канала. Между домом и водой тянулась каменная терраса мозаичной работы, а в канале отражалась арка из кустов цветущей красными цветами бугенвиллеи. Тускло мерцало небо над песчаными дюнами по ту сторону канала. Молодой африканский механик и его помощник были заняты на террасе тем, что разбирали и вновь собирали две пишущие машинки; они были посланы, как нам объяснили, своим правительством в командировку, чтобы повсюду — сегодня здесь, завтра там — привести в порядок все государственные пишущие машинки.

А откуда прибыли и куда направляются мадам и месье? Посетить Тимбукту? Механик думал одно мгновение. В той стороне, в Кабаре, порту на Нигере, сказал он, в семи километрах отсюда, стоит обычный дом, построенный из глины. Не нашли бы мы времени осмотреть также и его? Там несколько лет жил президент Модибо Кейта в период борьбы за независимость. Колониальные власти боялись избранника народа и выслали его сюда, «в пустыню». Несмотря на это, в Бамако продолжалась борьба, она ведь не была делом одного только Модибо, а в районе Тимбукту (и дальше в глуби сахеля) движение, благодаря Модибо Кейта, приобрело тысячи новых приверженцев.