Внуки королей - [67]
— У нас принято отвечать на приветствие, — обращается губернатор к марабуту.
Тот поднимает руки вверх, словно обороняясь. По лицо его закрыто и выражения его, к сожалению, не видно.
В честь гостей должен быть забит бык. Губернатор отказывается от угощения. Все, что нам нужно, мы привезли с собой в машине. Но баран-то по крайней мере должен расстаться с жизнью. Этого требует обычай, а обычай нарушать нельзя. Всадник с прикрытым лицом приносит живую белую овечку, кладет ее на седло перед собой, как ребенка, показывает губернатору и молча исчезает. Гость должен видеть свой обед живым — так требует обычай.
Нам пришлось считаться с самыми разными обычаями с тех пор, как мы вступили в лагерь; и многие из них приятны. Едва мы снова уселись в шатре, как туда вошли женщины — не туареги, а белла. Они поют нам песни, хлопают в такт, покачивая при этом верхней частью туловища. Их открытые мягкие лица светятся каким-то нежным светом. О чем поет, словно птичка, запевала? Губернатор просит перевести текст. «Французы ушли, теперь мы свободны…» — поют женщины и девушки. Все веселее, энергичнее, все более страстно раскачиваются тела, громче хлопают ладоши в такт песне.
Разве они представляют себе, что такое свобода?
Относительно, конечно, говорит губернатор; само собой разумеется, они еще не достигли такого состояния, при котором можно почувствовать всю прелесть освобождения человека.
— Их положение уже улучшилось, хотя они и остались слугами у своих господ. С тех пор как они получили возможность уйти из лагеря, хозяевам пришлось изменить свое отношение к белла; их больше не бьют; возможно, даже лучше кормят. А раньше они часто голодали. Ведь в каком положении оказались бы туареги, если большинство белла сбежало бы отсюда?
То здесь, то там среди танцовщиц мелькает светлое лицо. Мужчины-туареги, говорит губернатор, никогда не заключают законных браков с представительницами другого племени. Девушки же белла — рабыни, и они вынуждены подчиняться во всем своим хозяевам.
Марабут подошел к шатру и наклонился к губернатору:
— Если бы мы знали о вашем посещении, господин губернатор, мы показали бы вам большие игры с тамтамами. Для нас это была бы большая честь. Но, к сожалению, в лагере мало верблюдов.
— Вы и так сделали очень многое, мы довольны.
— Вы довольны, господин губернатор, но мы недовольны собой.
Через некоторое время начинаются скачки на трех белых верблюдах. Рыцарские игры — привилегия туарегов. Они мчатся мимо нашего шатра, кружатся вокруг него. Все движения точно рассчитаны. Наездники заставляют животных даже ползти на коленях по направлению к высокому гостю. Верблюды при этом мычат и ревут, издают гортанные звуки и хрипят, скаля свои желтые зубы. Это страшно и прекрасно в одно и то же время. Исключительное зрелище, театр на открытом воздухе. Сверкающие белизной верблюды на фоне голубого неба, пестрая, раскачивающаяся по бокам животных кожаная бахрома, красная среди чудесной мягкой зелени цвета морской воды. Эта роскошь, эти темные закутайные фигуры с мечами и кинжалами, похожие на привидения, явившиеся среди ясного дня… Это кажется таким нереальным, что закрываешь глаза и тут же опять широко раскрываешь их, чтобы ничего не пропустить. Большое представление, средневековье, вторгшееся в середину нашего столетия, явно ощутимое, слышимое и видимое нами. Здесь все сверкает, издает гортанные звуки и хрипит, мчится в стройных рядах, вздымая песок, скаля зубы,
У туарегов. Фантазия с белыми верблюдами
А в заключение еще и подарки. Марабут берет из рук своей свиты пеструю кожаную переметную суму работы туарегских женщин и ковер. Ковер, который он привез из Мекки.
— Мы очень польщены вашим посещением, господин губернатор. Поэтому разрешите…
Прошел уже час, как губернатор надвинул тюрбан на лицо. Он не скрывает своего желания молча отклонить подарки. Но должен ли он поступать так? А что означают эти подарки — не взятку ли, сохранившуюся еще от старых времен? Ведь взятка здесь столь обычна, что преподносится совершенно искренне. И сколько остается от истинного чествования гостей?
— Хорошо, — говорит губернатор. — Я приму подарки. Благодарю вас. Друзья из демократической Германии — наши гости, и, если вы не возражаете, я передам подарки им.
Руки, которые поднимает хозяин, могут выражать согласие, разочарование или отказ. Но он молчит. Между тем перед шатром собираются еще и другие туареги. Они приходят и садятся, не проронив ни слова, и их становится с каждой минутой все больше. Среди них нет ни одного белла.
— В этих местах привыкли кочевать мой отец и мой дед, — начинает разговор марабут, — я опять вернулся сюда, с тех пор как страна стала свободной от французов.
— Я счастлив, — отвечает губернатор Бакара, — сидеть перед образованнейшим марабутом, который известен от Гундама до соседней Республики Нигер. — Губернатор небольшого роста, что особенно заметно при сравнении с высокими фигурами кочевников; он играет белой лентой своего тюрбана и задумчиво разглядывает круг закутанных фигур. Его толстые губы кажутся мне уже, чем на самом деле; на его черном лбу блестит несколько капель пота, — Аллах дал людям сад Эдема, — продолжает он, — чтобы они хорошо чувствовали себя на земле. Что составляет человеческое счастье? Первое — это свобода. Мы завоевали себе свободу; сегодня я могу говорить с вами как мусульманин с мусульманами. Второе-это возможность использовать завоеванную свободу для того, чтобы стать настоящими людьми, достигнуть высокого совершенства. А совершенный человек, который развивает свой дух, сможет понять все.
