Внуки королей - [45]
Точка. С меня хватит.
— Прошу счет, — говорю я.
— Счет? — удивленно спрашивает Эмиль.
— Да, подсчитайте, пожалуйста, — говорю я, — я должен идти.
— Счет для месье! — кричит он.
Возможно, Эмиль скоро распростится со своим баром. А сюда въедет школа, по вечерам будут работать курсы машинисток или что-нибудь в этом роде, или здесь создадут амбулаторию, что тоже неплохо. Возможно, месье Эмиль потом станет подводить водопровод к домам. Тоже хорошо.
Кто может это предвидеть? А если все будет иначе, если он переметнется во Францию, почувствовав, что перспектива для частника там шире? Конечно, он оставит тогда жену здесь… Но какое мне-то до этого дело? К черту!
Однако вся эта история задевает меня. В каком-то странном сне, прерываемом барабанами, я вижу, как эта женщина прощается с мужем, вижу ее тупую, безвольную улыбку. Рука ее своенравно, как рука ребенка, тянется к сильному плечу мужа. Для меня ясен этот жест отчаяния. Но она слишком мала и никак не может дотянуться до его плеча.
Земля не лжет
Вчера мы еще раз были в Кати. В незнакомой стране мы обычно охотно возвращаемся туда, где уже перестали быть чужими.
Поднимаемся на гору, на правительственный холм Кулуба; Нигер под нами стал свинцово-серой лентой, столица — далеким тонким серпом, дрожащим в полуденной дымке. На горизонте — широкая свободная саванна. В Кати должен состояться «праздник освобождения от колониализма»; прибудет сам президент.
Борис, главный редактор, пригласил нас воспользоваться автобусом журналистских курсов. Молодые африканцы весело смеялись на протяжении всей поездки. Каждый слушатель держал в руке тетрадь или блокнот; шариковая ручка задорно торчала из кармана блузы как необходимая принадлежность ремесла. Все они должны были написать репортаж о предстоящей церемонии. По какому же поводу происходило торжество? Ровно год назад президент Модибо Кейта в присутствии всех аккредитованных в республике дипломатов торжественно потребовал от французского правительства вывода колониальных войск. Восемь месяцев спустя последний французский солдат покинул Мали. Теперь, в честь этой годовщины, военный лагерь под Кати, названный когда-то в честь французского генерала Галлиени, должен был получить имя Сундиаты Кейта, национального героя и царя государства Мали, предка нынешнего президента. Улицы и площади предстояло также переименовать. Ведь в течение 75 лет французский трехцветный флаг развевался над лагерем в Кати.
Дома и дворы города опустели. На широкой площади собрался народ; под жарким солнцем люди стояли, сидели на корточках и прямо на земле, женщины и девушки, мужчины и дети, даже самые маленькие, терпеливо ожидали, по-своему коротая время. Они поднимали знамена, били в тамтамы, постукивали палочками по балафонам, хлопали в такт руками. Раздавался сдержанный гул толпы, славно пчелиный рой готовился к вылету. Часть жителей города, стóя наготове в стороне, по поданному знаку должна была пройти мимо президента.
Африка познает самое себя: молодой репортер
Мы стояли среди журналистов, репортеров, корреспондентов, представителей фото- и киностудий, собравшихся со всех концов света, — черных, коричневых и белых мужчин. Впрочем, последних «белыми» можно было считать лишь весьма условно: африканское солнце давно избавило их от природной бледности. Лишь одно обстоятельство несомненно свидетельствовало о том, что они северяне: при постоянной беготне, которой требовала их профессия, им слишком часто приходилось вытирать платком лицо, в то время как их темнокожим коллегам послеполуденное солнце Кати не доставляло никаких особых забот. Мы остались среди слушателей курсов, которые, еще до того как начался праздник, усердно покрывали записями страницы своих тетрадей и блокнотов. Их единственная девушка повесила на себя фотоаппарат-зеркалку, а ее коллега по курсам, остроумный парень в круглой шляпе, сдвинутой на лоб, объяснял начинающей журналистке назначение зеркала и принцип действия аппарата. Смех не утихал ни на минуту.
Недалеко от нас, перед белым обелиском, ожидала начала торжества охрана президента, «Красная гвардия» — солдаты в желтых штанах, зеленых блузах и развевающихся красных накидках, с обнаженными саблями. Мы быстро перебежали на ту сторону, к обелиску, хотя были и не совсем уверены, допустимо ли это. Хотелось прочесть надпись. Этого, конечно, никто не запрещал, но доска — нам следовало бы это знать — была пока еще покрыта знаменем.
Под ликующие звуки труб и барабанов наконец появляется Модибо Кейта. Не спеша поднимается он на почетную трибуну. Он одет в светлый летний костюм и обычную для страны шапочку из каракуля в форме кораблика. Несмотря на грохот барабанов, торжество проходит спокойно, почти по-семейному. Возбуждены только журналисты, и более всех других — наши начинающие друзья. Вот салютует «Красная гвардия», степенно поднимая сабли на плечо; хор пионеров тоненькими голосами затягивает песню, в которой неоднократно повторяется имя Модибо Кейта; девочки протягивают главе правительства, председателю Национального собрания и министру юстиции, автору комментариев к закону о браке, большие калебасы с водой, к которым государственные деятели, улыбаясь, прикасаются губами. Церемония началась.
